Поднялся дикий, невыносимый шум.
Когда страсти несколько утихли и все разошлись по своим местам, явственно послышался доносимый свежим восточным ветерком жалобный вой жителей некрополя, а может быть, даже голоса жителей Фив с того берега Нила.
– Ну, теперь-то уж дурные вести от фараона не заставят себя долго ждать, – торжественно изрек управитель бойни. – А смерть овна, нареченного нами его именем, огорчит его много больше, чем кончина Аписа. Да, дурное, очень дурное предзнаменование!
– Мой покойный супруг Осирис-Руи давно уже предвидел все это, – столь же торжественно заявила вдова пророка. – Если бы я только посмела, то могла бы рассказать вам такое, что многим пришлось бы не по вкусу.
Управитель бойни ухмыльнулся, так как знал, что пророк храма Хатшепсут был ярым приверженцем свергнутой династии.
– Рамсеса-Солнце могут, пожалуй, закрыть облака, но его заката не дождутся ни те, кто его страшится, ни те, кто об этом мечтает, – грозно сказал он.
Холодно откланявшись, он направился к дому ткачей, где у него было дело, а вдова села в свои носилки, ожидавшие ее у ворот.
Старый парасхит Пинем вместе со своими товарищами, выразив свою скорбь по поводу гибели священных животных, сидел теперь в зале для вскрытия трупов, прямо на каменном полу, намереваясь подкрепиться, ибо уже настало время обеда.
Каменный зал, где он собирался пообедать, был скудно освещен. Свет проникал сюда лишь через небольшое отверстие в крыше; сейчас над ней в зените стояло солнце, прорезая царивший здесь сумрак пучком ярких лучей, в которых мелькали и резвились мириады пылинок. У стен стояли ящики для мумий, а на гладко отполированных столах лежали трупы, прикрытые кусками грубой ткани. Словно ночью, по полу торопливо пробегали крысы, а из широких трещин между плитами пола не спеша выползали скорпионы.
Старый парасхит давно уже перестал обращать внимание на окружавшие его страхи. Расстелив перед собой тряпицу, он, не торопясь, принялся раскладывать на ней нехитрую снедь, сунутую старухой в его мешочек: половину лепешки, щепотку соли и редьку. Однако в мешочке неожиданно оказалось еще что-то. В недоумении сунул он туда руку и достал кусок мяса, завернутый в виноградные листья. Это старая Хект принесла вчера из Фив для Уарды целый газелий окорок, и только сейчас старик понял, что женщины тайком положили ему кусок этого окорока, чтобы он сытно пообедал. С умилением смотрел он на этот щедрый дар, не решаясь к нему прикоснуться: ему казалось, что, съев этот кусок, он ограбит Уарду. Жуя свою лепешку с редькой, он поглядывал на мясо, словно на драгоценность, а когда какая-то муха осмелилась усесться на него, он с негодованием ее раздавил.