— Откуда тебе это известно, Нахор? — спросил Лот.
— Исаак рассказал, — спокойно ответил тот. — Только что. Лот посмотрел на сумасшедшего. Лично он не понял странных жестов толстяка, а вот Нахор понял, да еще и до подробностей. Причем теперь он оказался посвящен в их с Исааком тайну.
— И что ты собираешься теперь делать? Нахор вздохнул, посмотрел на улицу, помедлив с ответом, затем сказал:
— Утром стражники отправили тело Хранителя в Содом. Я полагаю, содомляне соберутся и придут в Адму за правосудием. Но прежде пошлют гонцов в Гоморру и Севаим. Адмийцев слишком много. — Нахор посмотрел на Лота. — Думаю, у нас есть еще часа два до прихода праведных. За это время можно было бы успеть многое. — Он выдержал паузу и закончил негромко: — У меня дурные предчувствия. Лот напрягся. Честно говоря, его тоже глодало странное томление, но он приписывал это жаре. Однако стоило Нахору высказать свою тревогу, как Лот понял природу собственного неспокойствия.
— Ты напрасно волнуешься, Нахор, — произнес он раздраженно. — Содомляне, гоморрийляне и севаимляне — хасидеи. Они не причинят адмийцам зла. Господь не допустит этого. Нахор усмехнулся.
— Довольно ли ты знаешь о Господе, что судишь о делах его и о помыслах его?
— Я знаю, что Господь всеведущ и сумеет вразумить детей своих.
— Неисповедимы пути Господа. — Нахор вышел, бросив через плечо: — Может быть, ты и прав, Лот, но если бы у меня была длинная веревка, я бы подумал сейчас о ней, а не о Господе. Лот остался стоять с приоткрытам ртом, глядя в спину бывшему севаимлянину. Он хранил веревку. Длинную, крепкую веревку, намереваясь однажды ночью, под покровом темноты, спуститься со стены вместе со своей семьей и уйти в Сигор, Хеврон или Иевус-Селим. Но как Нахор узнал о ней? Или он сказал о веревке, вовсе не имея в виду Лота и его тайну? И опять же, второй раз за день, Лот слышит о „неисповедимом пути Господа“. Случайно ли? Или это Господь посылает ему знак? Может, и впрямь воспользоваться тем, что охрана собралась у ворот и стена пуста, привязать веревку на гребне, прямо за Храмом, и… Нет, нельзя. Он же дал слово Иосифу свидетельствовать за Исаака. И если он, Лот, сбежит, разве не посмотрят на это праведные, как на лучшее доказательство его вины? Исаак продолжал невнятно бурчать что-то, помогая себе взмахами рук. Между тем, солнце начало медленно скатываться к холмам…»
17 часов 41 минута Потрошитель повернулся к окну. Кроваво-красные лучи солнца коснулись его лица, и Саше вдруг показалось, что это отсвет далеких факелов кривит губы убийцы. Черные, бездонные глаза смотрели в невидимую точку над горизонтом, над крышами, над миром. Саше вдруг захотелось увидеть то, что видит Потрошитель. Почувствовать то же, что чувствует он. Лгал этот человек или говорил правду, был он сумасшедшим или самым обычным преступником, в одном Саша не сомневался: прямо перед ним, в одном шаге, раскрывалась чарующе-страшная, призрачная грань, за которой таинственным образом сошлись настоящее и прошлое. Такова была сила воображения. Этот человек верил в собственный рассказ настолько, что и Саша невольно начинал в него верить. Фантастическое ощущение познания тайны засасывало, словно смоляное болото. Оно пугало и манило одновременно. Это чувство обещало настоящее чудо — возможность собственными руками прикоснуться к неведомому.