— Не пищи ты!
— Проверяли на психа, думал, найдут, ан нет — здоровый!
— Тебя тут знают, приставят к художнику стенгазету оформлять. — Виктор пытался успокоить Хулиганчика, но дружок был чрезмерно озабочен статьей о рецидивизме и, о чем бы ни заходила речь, все возвращался к ней.
— Может, попросить, чтоб адвокат достал характеристику с отсидки? За все годы у меня ни одного нарушения режима. А драк или чего такого и в помине не было. Как думаешь, суд учтет? К примеру, ты и счет потерял, сколько просидел в карцере за то, что одеколон пользовал, ну, там в картишки, или Юрка Зуб… У Юрки сплошь нарушения, а у меня ни одного. Даже замечаний — ни-ни. А за тобой опять хаты?
— Фармазон.
— Ну ты и тип! Такие, как ты, никогда не наживут особо опасного. В один заход тыщу хат заделаешь и в придачу тыщу старух облапошишь, а рецидивиста тебе не пришьют. А я поставил кому-то банку — не иначе он сам меня и завел, не может быть, чтоб я с крючка сорвался — двинул, значит, ему по вывеске, и теперь мне особо опасного запросто пришить могут! Не думай, я не завидую, только разве это справедливо?
Помывшись, они встали в очередь к парикмахеру, который, щелкая машинкой, стриг всех, как говорится, под одну гребенку. Вряд ли он знал другую прическу, только наголо, да кое-где оставлял по клочку волос, — машинка была тупая и стригла неровно.
Хулиганчику очень хотелось облегчить душу; кроме Виктора, знакомых у него не было, ему единственному можно было довериться, в надежде что тебя поймут и не будут потом над тобой издеваться.
— Мамаша мне даже невесту подыскала, ничего бабонька, вполне. У дядьки дом, у тетки дом, наши все неподалеку там, когда строились, друг другу помогали. Нет, это рыло чего-нибудь поперек нутра мне сказануло, иначе стал бы я его с лестницы кидать?
— Если бы ты у меня в доме окна повыбивал, я бы тоже тебя хвалить не стал.
— Ничего, маманя раздобудет хорошего адвоката, он-то отведет от меня эту статью, про особо опасного. Как думаешь?
В другой ситуации Виктор не стал бы водиться с Хулиганчиком: его ограниченность была под стать допущенным им нарушениям закона, однако здесь, в карантине, не было выбора, к тому же вдвоем они представляли определенную силу.
Вернувшись из бани, они скатали матрац на нарах, соседних с Хулиганчиком, и кинули на длинный, через всю камеру, стол. Чтобы освободить Виктору место.
Хозяин матраца хотел было возразить, но Хулиганчик посмотрел на него белым оком и буркнул под нос:
— Ничё, там тебе лучше.
На этом инцидент был исчерпан, поскольку их было двое, а здесь каждый стоял только за себя. Остальные двадцать девять обитателей камеры при словах «там тебе лучше» разразились хохотом — единственное свободное место было возле параши, в эпицентре отвратительной вони.