— Но ты, старик. Только посмотри, как пылит это «форд»! — Пуглов аж приподнялся со скамейки и подался вперед.
— Это только начало, а нам интереснее финиш, — Игорь тоже встал, его жгло нетерпение.
Они увидели, как машина, ведомая Комильфо, преодолев 300-метровую полосу, стала входить в коридорчик из цветных планок и ленточек. По стадиону прокатился клич: «Боря, даешь рулетку!» И все, кто обременял своими задницами трибуны, вскочили с мест и диким ревом стали сопровождать гонку.
Машина преодолела три умопомрачительных поворота, но впереди ее ждало еще столько же. Это был высший пилотаж, симфония слаженности движений механизма и человека. Весь стадион понимал, что судьба этого заезда зависит от одного-единственного мгновения, от крохотной выщерблины, от микроскопического доворота баранки. И потому трибуны, как помешанные, скандировали: «Боря, финиш! Даешь финиш без тормозов!»
— Этот парень мне нравится, — сказал Ройтс и судорожным движением выхватил из пачки сигарету. Однако прикуривать не стал.
На последней кривой, возможно, на крошечном камешке, «форд» вдруг бросило на синюю ограничительную рейку, и машина готова была врубиться в нее, но в последний момент Комильфо вывернул колеса и удержался в коридорчике. Правда, сделал он это несколько размашисто и потому машина встала на два боковых колеса и, накренившись, понеслась из колеи.
Из-за шума движка Комильфо не слышал ревущей толпы, отдельных истерических выкриков и свиста зрителей. Теперь весь стадион в едином порыве скандировал: «Даешь приз! Приз — восьмерке»! Однака толпа опережала события. С машиной вдруг что-то произошло невероятное: она, словно обо что-то споткнулась. Фары и бампер нырнули вниз, багажник взлетел вверх и в эти доли секунды из ее окон вырвались тугие снопы огня. Над трибунами прокатился раскатистый взрыв.
Стадион враз выключился. Наступившая тишина могла бы соперничать с мертвым сном.
Ройтс локтем толкнул Пуглова и показал на летящую, словно бумажный змей, дверцу «форда». Крыша от него упала за ангар, в котором разместилась оптовая строительная фирма.
Вечером, в передаче новостей, показали другой кадр, отснятый каким-то любителем: воздух прочерчивало что-то круглое — это был красный шлем Комильфо, но пустой или с частью его тела, телевидение не сообщало. Крупным планом — тела погибших при взрыве, дикая паника, плачущие женщины, уводящие со стадиона детей.
— Кажется, этот парень навсегда сошел с трамвая, — сказал Пуглов, не подозревая, какой серый оттенок приобрело его лицо. — Отсюда надо быстрее рвать, скоро приедут менты.