Отметив на странице судового журнала эту дату, Седов задумался. Конец августа!.. Это ли время для начала такого похода?.. Он надеялся выйти в море в конце июля. Но в Архангельске, словно по сговору, против него поднялись все силы, от которых зависели сроки отплытия. Из-за грязных махинаций судовладельца намеченный срок сорвался. Спекулянты-поставщики, не чистые на руку торговцы, нотариус и тот же судовладелец принудили отложить отплытие на середину августа. Бесконечные обращения к губернскому начальству и телеграммы в Петербург почти не помогали. Подсовывая негодные продукты и товары, запрашивая втридорога за ездовых собак, архангельские купцы все оттягивали время.
Теперь, наконец-то, вся эта жадная к наживе свора осталась позади. Однако безвозвратно пролетело и самое лучшее время навигации. Седову сначала лишь намекали, потом и открыто советовали отложить поход до следующего года.
Но Георгий Яковлевич торопился с выходом в море. Ведь задержаться до следующей навигации было все равно, что признать себя побежденным. В Петербурге непременно нашлись бы "влиятельные лица", которые сорвали бы экспедицию. "Пусть ждет меня трудный рейс и, может быть, суровая зимовка, решил Седов, - но с моря экспедицию никто уже не возвратит..."
Если бы только не козни судовладельца, не чиновничья волокита в Архангельске, "Фока" безусловно, достиг бы Земли Франца-Иосифа. Каждый день простоя у причала стоил доброго месяца мытарств и скитаний во льдах.
Сколько людской энергии, продовольствия, топлива, ездовых собак сохранила бы команда шхуны, не будь этой вынужденной зимовки!
Почти целый год, проведенный в угрюмой скалистой бухте на севере Новой Земли, у многих надорвал силы и поколебал волю.
Седов считал эту вынужденную зимовку только досадным, затяжным эпизодом на пути к цели. Потому, когда "Фока" вырвался наконец из ледяного плена, у командира не было и мысли об изменении маршрута. Он скомандовал рулевому:
- Курс - норд!
Седов не мог, конечно, не заметить подавленного настроения офицеров. Некоторые из них были уверены, что шхуна пойдет на юг. Значит, снова предстояла борьба.
В кают-компании его ждали. Из-за двери были слышны возбужденные голоса. Особенно выделялся голос Кушакова, корабельного врача, - мелочного придиры, ненавистного матросам.
- Это безумие!.. - трагически восклицал Кушаков. - Это просто безумие: при таком состоянии судна и экипажа идти на север...
Седов отворил дверь, и Кушаков тотчас смолк, сделав безразличное лицо. В кают-компании долгую минуту тянулось тяжелое молчание. Неторопливо присев к столу, слушая, как громыхают за бортом волны, командир взял судовой журнал. В журнале должно быть записано мнение офицерского состава о состоянии экспедиции и о дальнейшем курсе корабля... Знакомый бойкий почерк Кушакова с росчерками и завитушками. О чем же так тревожился Кушаков?