Как и накануне, он с нетерпением пришел немного раньше назначенного часа. Вскоре он издали завидел Брискетту: она скользила вдоль шпалер и лишь только подбежала к нему, поднялась на цыпочки и шепнула ему на ухо.
— Готово!
— Как! С первого же раза! Но это похоже на чудо!
— А вас это удивляет? Дела всегда так делаются, когда я в них вмешиваюсь. Но прежде всего, пока я стану рассказывать о предпринятых мною действиях, у меня есть к вам просьба. Мне как то неловко говорить тебе, мой милый Югэ, «вы», позвольте мне говорить вам "ты".
— Говори.
— Вот это называется — ответ! Ну, мой друг, маркиз де Сент-Эллис тебя представил очень плохо, все равно, как бы и не представил вовсе.
— Что же он сказал такое?
— Он поклялся графине, что она тебя ослепила своей красотой, и что ты сейчас вот испустишь дух, если она не позволит обожать её вблизи.
— Нашел дурака!
— Глупо, мой бедный Югэ, непроходимо глупо! Графине уж просто надоели все эти ослепления, ведь она давно знает, что она — светило. Все придворные поэты клянутся ей в этом великолепными рифмами и тысячи просителей давно уж это доказали ей окончательно. Знаешь ли, что она говорила мне сегодня утром?
— Тебе?
— Мне, Брискетта.
— Вот забавно!
— Слушай прежде, а удивляться будешь после. Ах, моя милая, говорила она мне, какая скука! Какой-то кузен из Арманьяка хочет представить мне своего друга, провинциала… Что тут делать?
— А ты что отвечала?
— Надо прогнать его, графиня, и немедленно. Провинциал! У вас и без того их довольно. А потом я прибавила равнодушным тоном: а как его зовут, этого провинциала, которым вас хотят наградить, графиня?
— Граф де Монтестрюк, кажется, — отвечала она.
— Ах, графиня! — вскричала я, сложив руки. — Избави вас Бог когда-нибудь принимать его! Совсем нехороший человек — влюбленный, который только и делает, что вздыхает и сочиняет сонеты для своей красавицы. Рыцарь Круглого стола, герой верности!
— Что ты говоришь, Брискетта? — вскричала она.
— Истину, графиня, святую истину. Хоть бы все принцессы осаждали его своими сладкими улыбками, он на все будет отвечать одними дерзостями. Да и не знаю, заметит ли он вообще эти улыбки?
— Значит, просто — сам Амадис Гальский?
— Почти что так. Он никогда не обманет ту, которую любит, он сочтет за измену обратиться с самой невинной любезностью к другой женщине.
— А известно, кого он любит? — спросила она с легким оттенком неудовольствия.
— Никто и не подозревает… Глубочайшая тайна! Герцогини де Креки, де Сент-Альбан, де Шон… и сколько ещё других пробовали отвлечь его от его божества. Все напрасно, все их усилия пропали даром!