— Чего мне бояться?
— Разве я знаю, чего? — продолжала она, прижимаясь к нему. Всего, говорю тебе, всего! Предательства, измены, козней, клеветы, засады и интриги! У неё будет хитрость змеи, терпение кошки, кровожадность тигра. берегись, мой друг, берегись, Югэ, берегись каждую минуту! Я её хорошо знаю!
— Э! Милая крошка! Ты забываешь, что я буду сегодня вечером далеко от Парижа, через неделю в Германии, а через месяц в Венгрии. Неужели ты думаешь. что её память может уйти так далеко?
— Хорошая память — не знаю, но дурная, злая, — наверное, да! Разве ты забыл, что Манчини — итальянка?
— Э! Да ты становишься нравоучителем и философом, Брискетта!
— Нет, с меня довольно оставаться женщиной. И заметь, друг Югэ, что я из таких, перед которыми не стесняются, а говорят совершенно свободно. Горничная, что это такое? Вещь, машина, которая ходит, бегает, слушает. Смотри! У графини де Суассон память беспощадная! Ты задел, оскорбил, ранил то, что меньше всего прощает в женщине — её самолюбие! Досада её излилась свободно при мне, и Бог знает, хорошо ли я слушала! Слова уж что-нибудь значат, но взгляд, выражение, улыбка!! Что за улыбка! Я знаю, какие улыбки бывают у женщин, — этой я просто испугалась. Злоба, жажда мщения так и кипят под ней!
Она взяла руки Югэ в свои, веселые глаза её подернулись слезами.
— Если бы я написала тебе все это, — продолжала она, — ты бы мне не поверил. Надо было сказать тебе: я сама видела, я сама слышала! Безумная мысль пришла мне в голову, я подхватила её на лету, я могла представить себе на несколько минут, что здесь маленькая комнатка на Вербовой улице. Помнишь? Куда бы я ни пошла, что бы со мной не случилось, память о ней останется у меня навеки. Сколько перемен с тех пор! Я смотрю на тебя, я говорю себе, что это он, это Югэ, и мне хочется смеяться и плакать одновременно, когда я вспоминаю об этом далеком прошлом, состоявшем всего из нескольких дней! Как встрепенулось мое сердце, когда я тебя увидела! Вот почему ты должен мне верить, когда я говорю тебе: берегись! Эта опасность, которая тебе грозит, когда она придет? Откуда? Не знаю, но она повсюду, я это чувствую. Она в Париже, если ты останешься, она в Вене, если ты уедешь. Еще раз, берегись, умоляю тебя, ради Бога, берегись!
Она оттерла слезы и поцеловала Югэ.
— Буду беречься, — сказал он, — но как это скучно! Враг мужчина — это ничего, но враг женщина — это сам дьявол!
— Да, дьявол — вот его настоящее имя, особенно, когда этот враг графиня де Суассон!
В то время, когда все это происходило в маленьком павильоне, где обергофмейстерина королевы устраивала себе молчаливый приют, Брикетайль, которого Лудеак считал уже мертвым, сидел в отеле Шиврю перед столом, уставленным изобильно разными блюдами. Он приканчивал жаркое и обильно запивал его отличным бургонским, от которого у него уже прилично разгорелись щеки. Шиврю смотрел, как он ест, и удивлялся неутомимости его крепких челюстей.