— Э! С этой самой минуты я получил о тебе лучшее мнение, Цезарь! Я вовсе не забыл о твоей ненависти. У меня на сердце ненависть не хуже твоей. Я ничего не пропустил из всей сцены, в которой, рядом с тобой и с ним, и другие тоже играли роль. Твое дело я сделал и своим, придет когда-нибудь час, но подожди, Шиврю, подожди..
— Ну, так и быть! — ответил Шиврю, поднимая искаженное злобой лицо, я забуду на время, чттоАлександр разрубил мечом Гордиев узел, и оставлю свою шпагу в ножнах; но так же верно, как то, что меня зовут граф де Шиврю, я убью Монтестрюка или он убьет меня.
Трудно было бы отгадать, что заставило герцогиню д`Авранш принять решение, так оскорбившее гордого графа де Шиврю. Может быть, она и сама толком не знала настоящей причины. Разумеется, тут важную роль играла фантазия, которая всегда была и будет свойственна всем вообще женщинам. Орфизе было всего восемнадцать лет, целый двор окружал её, но в этом поступке, породившем соперничество двух пылких молодых людей, проявилось желание показать свою власть. Самолюбию её льстило двойное поклонение, столь явно высказанное. Но, быть может, вникнув поглубже в сердце блестящей и гордой герцогини, можно было бы открыть в нем волнение, симпатию, какое то неопределенное чувство, в котором играла роль и неожиданность, побуждавшая её склоняться в сторону Монтестрюка. Он сумел удивить её, тогда как Цезарь де Шиврю имел неосторожность показать свою уверенность в успехе. Она была оскорблена этой уверенностью, сама того не сознавая, и принятое ею решение, ободряя одного, служило вместе с тем и наказанием другому.
А что может выйти из этого, Орфиза и не думала. Ей довольно было и того, что в последнюю, решительную минуту развязка будет зависеть от неё одной.
Пока обстоятельства должны были решить, на чью сторону склонится окончательно предпочтение Орфизы, время в замке весело проходило между играми в мяч и в кольцо, охотой и прогулками. Коклико говорил, что это настоящая обетованная земля. Он заметно толстел и уверял, что пиры, празднества и кавалькады — единственные приключения, которые позволительно искать порядочному человеку.
Когда шел дождь общество занималось фехтованием. Был даже особый зал, где собирались и дамы и усердно аплодировали победителям.
Граф де Шиврю, следуя советам Лудеака, ожидал случая убедиться самому, насколько Югэ де Монтестрюк приобрел искусства и силы у себя в Арманьяке. С того памятного вечера, когда Цезарь вынужден был подчиниться желанию кузины, он постоянно выказывал своему ненавистному сопернику вежливость и любезность, даже заискивая перед ним. У Югэ душа была добрая и доверчивая и он легко поддался обману, несмотря на прежние предостережения опытного философа Агриппы, подновляемые и теперь время от времени словами Коклико. Почти можно было подумать, что между обоими графами начинается дружба.