— А я так знаю, — произнесла принцесса, и подойдя к Югэ, сказала ему:
— Вы заслужили розу и я сберегу её для вас.
Между тем Лудеак, не пропустивший ни одного движения Югэ, подошел к нему и сказал:
— На вашем месте, граф, я бы просто боялся.
— Боялся бы? Чего же?
— Да того, что столько преимуществ и успехов при вашей молодости непременно восстановит против вас множество врагов.
— Милостивый государь, — отвечал Югэ гордо, — один император, знавший толк в деле, говорил Господу Богу: спаси меня от друзей, а от врагов я сам сберегу себя. Так точно и я скажу и сделаю.
Между тем граф де Шиврю подал руку Орфизе де Монлюсон, уходившей из зала. Приняв эту руку, как будто он и в самом деле заслужил такую милость победой, она осыпала его комплиментами, не без оттенка, впрочем, иронии.
— Ваш поступок, — прибавила она, — тем прекраснее и тем достойнее, что вы имели, кажется, дело с Рене де Монтобаном.
— Я думал, я мечтал по крайней мере, что вы почтили меня вашей дружбой, и ревность кое-кого из нашего общества давала мне право надеяться, что эта дружба истинная.
— Согласна.
— И вот, с первого же шага, вы ставите на ряду со мной… кого же? Незнакомца, занесенного галопом своего коня в лес, где вы охотились!
— Признайтесь, по крайней мере, что этот галоп был мне очень полезен. Не случись этого господина, о котором вы говорите, очень может быть, что вы не трудились бы теперь обращаться ко мне ни с упреками, ни с комплиментами. Уж не по поводу ли высказанного мною решения о вас и графе де Монтестрюке вы говорите мне это?
— Разумеется.
— Но вы должны бы обожать этого графа, который дал вам случай высказаться о вашей страсти публично!
— Что это, насмешка, Орфиза?
— Немножко, сознаюсь. Но вот еще, например: вы, может быть, обязаны были благодарить меня за предоставленный вам мною прекрасный случай показать ваше превосходство во всем. Неужели вы, считающийся справедливо одним из первых придворных сомневаетесь в успехе? Ах, кузен! Такая скромность и в таком человеке, как вы, просто удивляет меня!
— Как! в самом деле одна только мысль дать мне случай одолеть соперника внушила вам это прекрасное решение?
— Разве это не самая простая и самая натуральная мысль?
— Теперь, когда вы сами это говорите, я уже не сомневаюсь, но самому мне было довольно трудно уверить себя в этом. Итак, я принужден жить с графом де Монтестрюком, несмотря на странность его объяснения в любви к вам, на сердечно вежливой ноге?
— О! Но ведь он так издалека приехал, как вы остроумно заметили! прервала Орфиза.
— И даже, — продолжал де Шиврю, крутя усы, — вы потребуете, быть может, чтобы за этой вежливостью появилось искреннее желание оказать ему услугу при случае?