И не потому, что Николай Иванович меньше Архимеда полезного для людей сделал. Может быть, наоборот — больше. И матери он помогал. И на войне воевал. И ребят учил.
А просто потому, что Архимед, оказалось, древним был. А Николай Иванович — какой же он древний? Он совсем и не старый даже.
«Очаровательная проза Лермонтова явилась в русской литературе замечательным…» — доносится из соседнего класса певучий голосок Валерии Анатольевны, которую старшие ребята так и зовут: «наша прелестная».
Тимка улыбается: преподавательница литературы очень любит красивые слова. Она и не на уроках-то говорит будто поет: «нежнейшая», «очаровательная», «бесподобно прекрасная…».
Года два назад Валерию Анатольевну торжественно провожали на пенсию. Совхоз ей радиоприемник подарил. Был вечер, на котором говорили разные хорошие слова, и старая учительница расплакалась:
— Если б Верочка моя была тут… Родненькая моя…
Тимка не знал, кто это — Верочка. Спросил у матери.
— Всем беды война принесла, — сказала мать. — Вот и у Валерии Анатольевны дочка в войну пропала. Единственная дочка…
Под конец Валерия Анатольевна сказала, что нежнейшим образом благодарит всех за сверхлюбезное внимание и будет помогать на первых порах новому преподавателю языка и литературы, которого обещали прислать из области.
Но новый преподаватель ни тогда, ни потом так и не приехал, и Валерия Анатольевна продолжала вести уроки. Как и прежде, приходила она каждый день в школу, вела уроки, и никто уже не вспоминал, что «нашу прелестную» проводили «на заслуженный отдых».
Рядом шумят пятиклассники. Наверняка у них математика. Пятый класс почему-то считается самым трудным в школе. Так говорят все преподаватели. А Елена Сергеевна совсем отчаялась: ребята не слушаются ее, грубят, на все объяснения отвечают одним: «Непонятно!»
Вот и сейчас из класса доносится: «Непонятно! Ничего не понятно!» А голоса учительницы и не слышно.
Тимке жаль Валерию Анатольевну, раз у нее дочка пропала на войне. И Елену Сергеевну жаль, пожалуй, еще больше. Она молодая, только первый год в школе. Вот ребята ее и не слушаются.
Он вышел из коридора к вешалке. Натянул шубу, перешитую в прошлом году матерью из отцовского пальто, шапку и выбежал на крыльцо.
На улице хорошо. Не скажешь, что январь. Солнышко светило прямо в широкое лицо Тимки. Он щурился. С крыши капало. Вдоль стен стояли лужи, и только под ногами неплотным слоем лежал сыроватый притоптанный снежок.
Настоящей зимы в этом году еще не было. К Октябрьским праздникам чуть похолодало, а потом опять пошли дожди. Трава на полянах стала оживать, будто весной. В декабре ребята даже весенние подснежники находили. А на кустах сирени набухли почки.