— Ну, скажите мне хоть, где он. Пожалуйста!
Маркиз, опасаясь с ее стороны какой-нибудь неосторожности, отказывался говорить: не нужно с ним видеться. Она не сможет сдержаться и выдаст себя. Сын обо всем догадается, воспользуется тайной в своих личных целях, может быть все откроет… Нет, нет, незачем ей его видеть.
У донны Лауры не находилось возражений против этих благоразумных доводов. Она не могла представить себе, что тот ее крошка вырос, что он уже взрослый, уже приближается к пожилому возрасту. Со дня его рождения прошло сорок лет, а в мыслях своих она видела лишь розового малютку с еще сомкнутыми веками.
Но вот к маркизу ди Фонтанелла пришла смерть. Когда донна Лаура узнала о болезни старика, ею овладела такая мучительная тревога, что однажды вечером, не в силах будучи выносить эту пытку, она вышла одна из дому и пошла к больному — ее гнала неотвратимая мысль, мысль о сыне. Старик не должен умереть, не открыв ей тайны.
Она шла, прижимаясь к стенам, словно старалась пройти никем не замеченной. На улицах было полно народа. Дома розовели в последних лучах заката. Между двумя домами она увидела сад, весь лиловый от цветущей сирени. Стаи ласточек стремительно чертили в лучистом воздухе переплетающиеся круги. С криком и гамом гурьбою пробегали мимо нее дети. Порою проходила под руку с мужем беременная женщина, и на стену падала тень ее расплывшегося тела.
Все кругом — и люди и природа — жило полной, радостной жизнью, и от этого донна Лаура была странно возбуждена. Она убыстряла шаг, она почти бежала. От пестроты и блеска витрин, открытых магазинов, кофеен глаза ее ощущали острую боль. Мало-помалу в голове ее стало как-то мутиться, в душу закрадывалось нечто вроде страха. Что она делает? Куда идет? В этом расстройстве чувств ей казалось, что она совершает греховный поступок. Ей казалось, что все на нее смотрят, угадывают ее мысли.
Солнце заливало город последними багровыми лучами. Там и сям из винных погребков слышались песни.
Донна Лаура дошла до дверей нужного ей дома, но у нее не хватало сил войти. Она сделала еще шагов двадцать, вернулась назад, опять прошла мимо. Наконец решилась переступить порог, поднялась по лестнице и в изнеможении остановилась в прихожей.
Дом был полон того бесшумного волнения, которое всегда поднимают у постели больного его близкие. На цыпочках проходили слуги, что-то принося и унося. В коридоре велись приглушенные разговоры. Какой-то лысый господин в черном прошел через зал, поклонился донне Лауре и вышел.
У одного из слуг донна Лаура спросила достаточно твердым голосом: