Вечером во вторник чаще всего я выходил бесцельно из дома, говорив отцу: «Я погулять.» Как несложно догадаться, первым делом я шагал в ликеро-водочный, где у гнусного индуса закупал огненной воды и запивки. Выходил из магазина… Куда идти? Какая, по большому счету разница. Куда не пойдешь, в родные места не придешь. Частенько я шагал с полмили направо по Роуэй авеню, потом поворачивал направо, поднимался по косогору мимо богатеньких домиков с пластмассовыми игрушками на газонах, доходил до железной дороги. Через пути вел мост, как у нас. А по краям путей росла неухоженная трава. Пути огораживал забор из бетонных плит. Понимаете, к чему я. Верно находил в этом антураже частичку родной Москвы, вроде станции Кунцево. На мосту я прикладывался к горлышку, шумно выдыхал и запивал кока-колой. Шел дальше, к студенческому городку, где была и библиотека, большое поле для игры в американский футбол и скамеечки по краям поля, на которых можно было здорово посидеть и поразмышлять. Через дорогу был еще один молл, на котором помимо супермаркета и кучки мелких магазинов вроде собачьей парикмахерской, был неплохой ликеро-водочный, где продавалось наше пиво: Балтика и Афанасий.
Возьмешь пару бутылок Балтики 9-й, как настоящий якут, вернешься обратно на скамеечку около футбольного поля, сидишь, смотришь на звезды, думаешь думы, запивая мелкие глотки водки Балтикой под фанфары Молотха или Ноктюрнал Мортума, несущиеся из наушников. Полнейшее мракобесие. Я и сам это понимаю. Тогда же я не видел других выходов.
Домой я возвращался далеко заполночь в полнейшее говнецо. Пошатываясь и бесстрашно бредя посреди проезжей части. Однажды отец поехал меня искать и чуть не сбил, потому как в приподнятом настроении мне весь мир по колено, ну, в крайнем случае, по яйца. Горлопанящие возмущенные водители, которым приходилось меня объезжать, получали в ответ громогласный рев: «Пошел на хуй!» и предпочитали убраться восвояси.
Однажды ранней весной я добрел до дома, подергал ручку. Дверь была заперта. Отец с Кончитой почивали в дальней комнате, и после 40 минут попыток добудиться их, я на дичайшем ветру (было градусов 5 тепла) улегся на стоящий во дворе диван, выпил единомоментно остатки напитка и в таком виде повстречал утро среды.
Моего единственного выходного.
Я много спал в этот день. Было установлено правило, согласно которому отец не включал музыку до моего пробуждения, а Кончите было строго-настрого запрещено увлекаться стиркой. Мне давали поспать. Однажды в среду в гости к отцу приехал из самого Бруклина некий знакомый – абсолютно сумасшедший человек, которому отец помог с приглашением. Человека звали Алексей и у него, по-моему, был какой-то даже диагноз. Как и все шизофреники он очень красиво, витиевато говорил, говорил очень громко. Его, в принципе, можно было терпеть, если бы не одна деталь – болезненное отсутствие тактичности. То есть Алексей принимался шутить или что-то говорить и постоянно скатывался на такую фамильярность, что впору было бить ему ебало. Не чувствовал меры в шутках. Вот и представьте себе картину: похмельный Ой-Ёй! валяется на кровати в своей маленькой комнате, тщетно пытаясь выспаться, как вдруг чирикает дверной звонок, и комната оглашается громогласной чушью: