Однако Игорь Витальевич с присущей ему настойчивостью решил добить тему до конца.
— А если она попросит кого-нибудь о помощи? Например, Панина. Он сумеет разобраться?
— Безусловно, — быстро подтвердил Гуревич. — Возможно, даже лучше меня. Это как раз занятие для него, вы правы. И, если она попросит, он, конечно, поможет. Он же ее бывший муж, вы это знаете? И до сих пор ходит у нее по струнке — во тряпка, да?
— Итак, если предположить, что Панин поможет Анне Николаевне разобрать бумаги Бекетова, она сможет заработать на их продаже?
Женя задумчиво помотал из стороны в сторону головой, при этом зачем-то тихо мыча, затем огорченно констатировал:
— Конечно, кое-что она на публикациях заработает. Наши-то журналы платят гроши, но статьи Бекетова сразу перепечатывают серьезные иностранные издания, а у них гонорары хорошие. Владимир Дмитриевич и жил-то в основном на эти гонорары. Но убивать его ради этих денег она бы не стала. Во-первых, не такие уж они большие, а во-вторых, она б и так их получила. Он на себя почти не тратил, ему ничего было не нужно. Даже если б он ее бросил, деньги бы на детей все равно давал. Дает же этой, ну, у которой дочка. Нет, она прячет его бумаги не из-за денег, а из вредности!
На последней фразе Гуревич, разъярившись, сжал кулаки.
— А вы уверены, что записи у него дома, а не на работе? — на всякий случай поинтересовался Талызин.
— И на работе, и дома. Он везде работал, а ее это обижало. Вот она его за это и прикончила!
Игорь Витальевич, не выдержав, усмехнулся. Замечательный мотив — убить мужа за то, что тот много работал! С таким только и идти к Богданову, настаивая на продолжении расследования.
— Не верите? — взвился Гуревич.
Талызин развел руками:
— Мотив слабоват. Ну, не нравилась ей его работа — и что?
— Да ничего вы не поняли, — вздохнул Женя. — Ей не работа не нравилась. Ревновала она к работе, вот что. И не только к работе. Я же не слепой, я видел — все у них последнее время разладилось. Анна Николаевна, она вроде и старалась угодить, а он на нее только раздражался. Она хочет, как лучше, а ему от этого хуже. Ну, и она ведь тоже не слепая, все понимала. Она даже меня ненавидела, представляете? И Марину Олеговну.
Далее явно следовало произнести имя Кристины — однако Гуревич решился на это не сразу, сперва помолчал, нахмурившись, и лишь потом добавил:
— У него, Владимира Дмитриевича то есть, любовница была, к которой он хотел уйти. Анна Николаевна все про нее знала. Это не мотив?
— Любовница?
— Ее зовут Кристина Дерюгина. Ей восемнадцать лет. Красивая.