Короче, Талызин предпочел начать сегодняшний опрос с Татьяны Ивановны или Лидии Петровны. Лучше с первой — она живет на окраине. Съездить туда, отмучиться — и вернуться в центр.
Дому было лет пятнадцать. Кодовый замок не работал, лифт тоже. Надписи на стенах интриговали. Впрочем, жизненный опыт подсказывал, что наиболее непонятные термины являются названиями современных рок-групп. Хотя рок, кажется, отжил свое? Надо будет уточнить у Лешки. Дверь открыли, даже не поинтересовавшись, кто звонит. На пороге стояла худая и изможденная пожилая женщина. Хотя нет, она же ровесница Вики, ей всего сорок! Да, Татьяна Ивановна Брыль выглядит не лучшим образом. Разумеется, немалую роль в этом играет наряд, чем-то похожий на монашеский — длинная черная юбка, черная кофта, а на голове черный платок. Лицо опухшее, заплаканное, без грамма косметики. Талызин обрадовался, что ему не придется быть дурным вестником — вестник в эту квартиру явно уже прилетал.
— Здравствуйте, Татьяна Ивановна. Меня зовут Игорь Витальевич, я расследую обстоятельства смерти Владимира Дмитриевича Бекетова.
— Проходите, пожалуйста, садитесь. Хотите чаю?
— Неплохо бы.
За чаем женщина будет чувствовать себя менее скованной, да и вообще эта процедура сближает.
— Выражаю вам свои соболезнования, Татьяна Ивановна. Давно вы узнали печальную новость?
— Позавчера. Мне позвонил Сереженька. Сережа Некипелов, очень славный мальчик, Володин ученик. И сегодня звонил, сказал про похороны. Они будут завтра.
— Вы, наверное, были ошеломлены? Или после дня рождения ожидали чего-то подобного?
Татьяна Ивановна вскинула глаза — ввалившиеся, темные, лихорадочно блестевшие.
— Я была ошеломлена. Кто мог этого ожидать?
— Я имел в виду тот тост… вы ведь помните? — осторожно поинтересовался Игорь Витальевич.
— Конечно. Это я запомню на всю жизнь. И почему я не выкинула этот пузырек в окно? Но Володя обещал мне, что не сделает ничего подобного. Я не думала, что он меня обманет.
— Обещал? Когда?
— Сразу после… после этого эпизода. Мы стояли у окна, и я пыталась убедить его, что так нельзя, а он сказал: «Не бойся, Таня, я этого не сделаю».
— Тогда зачем же он всех напугал?
Татьяна Ивановна вздохнула:
— Есть за ним такой грех — суесловие. Что каждому должно быть свято, ему объект для шуток. Я и решила — пошутил. Этот грех еще не смертный.
Талызин незаметно огляделся в поисках иконы. Да, вот она, в красном углу. С убеждениями Татьяны Ивановны все было ясно.
— Значит, признаков депрессии вы у Владимира Дмитриевича не наблюдали?
— Ни малейших. Наоборот. У него все очень хорошо шло с наукой, он сам сказал. Или вот, видите? Пианино Машеньке купил, в воскресенье только привезли. Я не одобряла, но с ним не поспоришь.