Жевать было больно – давали себя знать ушиб и распухший подбородок. Сокол ел медленно, сначала он покончил с сандвичем, потом съел пару печений, прихлебывая горячий кофе.
– Папа, а почему он такой молчаливый? – сидящая на коленях у отца девочка повернулась, чтобы заглянуть ему в лицо.
– А почему ты говоришь так много? – вопросом на вопрос, поддразнивая дочку, ответил Ролинз.
– Может быть, его язык съела кошка? – рассмеялась Кэрол.
– Навряд ли. Вернее всего, он, в отличие от тебя, никогда не говорит, если у него нет ничего важного, о чем стоит сказать. – Ролинз прижал пальцем нос дочери, как кнопку.
– А где твои мама и папа? – на Сокола внимательно смотрели два зеленых глаза.
– Он сирота. Не приставай к нему, Кэрол. У него больше нет мамы и папы, – продолжал Ролинз. – Они умерли.
Ответ Ролинза подтвердил опасения Сокола. Отец остается его отцом, но отношения между ними больше никогда не будут такими, как прежде.
– Значит, у него нет никого? – глаза девочки округлились.
– Да, у меня никого нет, – с вызовом сказал Сокол.
– А где ты живешь? – не унималась девочка.
Объяснения все более и более разжигали ее любопытство.
– Он будет жить с нами, – оборвал расспросы Кэрол ее отец.
– Пусть так, Том Ролинз, – вмешалась женщина, – но сначала присмотри за тем, чтобы мальчишка хорошо выкупался. Я не удивлюсь, если окажется, что у него вши. Где одежда, что он принес с собой? Мне нужно ее выстирать, да и то, что одето на нем, тоже.
– Ты права, Вера, – вздохнул Ролинз, словно ему не хотелось с ней соглашаться. – Его вещи завернуты в одеяло и лежат в прихожей. Но ему же нужно во что-нибудь одеться.
– Кэтрин оставила коробку старой одежды, из которой Чэд вырос. Она принесла ее на прошлой неделе, чтобы я могла отдать вещи в женский клуб при церкви. Там наверняка найдется что-нибудь, что ему подойдет.
– Пойдем, Сокол. Вначале мы вымоем тебе голову шампунем, а потом ты залезешь в ванну.
Сначала Ролинз сунул его голову под струю воды, текущую из крана. После того, как волосы были вымыты с шампунем, его отвели в маленькую комнатку за кухней, где стояла длинная белая лохань. Это и была та штуковина, которую однажды описывал ему отец. Ролинз пустил воду, начавшую наполнять ванну. Затем велел мальчику после купания надеть чистую одежду, которая была сложена в стопку на столе, и оставил мальчика одного.
Когда Сокол, чистый и в новой одежде, которая, правда, была ему великовата, вышел после купания, Ролинз позвал его с собой. Они вместе вынесли коробки из маленького чулана и на освободившееся место установили узкую кровать и комод с выдвижными ящиками. Теперь это будет его комната, сказал ему Ролинз.