Захлебнувшись слезами, я подняла голову. Солнце стояло уже высоко в небе; еловый лес, спускавшийся по склону, издавал горячий и сильный аромат. Приятный запах хвои, болотистой почвы и влажной приозерной травы наполнял воздух.
Это был запах Бретани, запах моего края. Края, где находился Сент-Элуа. Края изумрудной травы, вечных туманов и безбрежного моря лесов…
Вытирая слезы, я вспомнила, как жила здесь раньше. Как великолепен был парк в Сент-Элуа – полузаросший, таинственный, почти дремучий, он напоминал мне парки из романов мадам Радклифф с их вечными ужасами… Но ужасы для меня начались позже и не здесь, не в Бретани.
Мне было лет двенадцать, когда я с жадностью любознательного ребенка вглядывалась в многочисленные портреты де ла Тремуйлей, висевшие в Сент-Элуа, читала старинные хроники… И мне было шестнадцать, когда я по-настоящему полюбила здешние леса – сырые, свежие, с вечным стрекотом пересмешников и ароматом сосновой смолы. Мне было шестнадцать, да, только шестнадцать, и для меня все начиналось здесь! В этом краю! В Сент-Элуа!
Стиснув зубы, я подумала: «Лучше умереть, чем отдать это Бельвиню. Я не предам ни одного камня Сент-Элуа. Я люблю эту землю и то, что осталось от замка… К тому же уступить – это значило бы не просто разориться. Это была бы будто окончательная победа революции над де ла Тремуйлями. Такого нельзя допустить».
Конечно, появилась у меня мысль, если уж выбирать, то лучше отдать предпочтение герцогу, а не Бельвиню. Возможно, Маргарита права. Возможно, в подобном самоотречении и состоит гордость. Я поднялась, вытерла слезы, отряхнула юбку. Нужно возвращаться в Сент-Элуа. И объявить всем о своем решении.
Я застала Маргариту за плитой; она варила гороховую похлебку на обед.
– Послушай, – сказала я, – где-то у нас был кусок хорошего беленого сукна.
– Да он и есть, – ответила она настороженно. – Что вы хотите делать?
– Ну-ка дай мне его сюда.
Сукно было грубовато для дамского изящного платья, да еще для такого случая, как венчание. Я провела по ткани рукой. Нет, платье все же выйдет вполне сносное. Герцог к тому же должен знать, что у меня ничего нет.
– Придется поторопиться, – сказала я вслух. – Он приедет уже послезавтра…
– Вы… вы выходите замуж за господина герцога? – вырвалось у Маргариты.
Я не ответила, но все и так было ясно. У Маргариты хватило такта не проявлять радости и не поздравлять меня.
– Так что же вы меня не попросите помочь, моя милочка! – воскликнула она деловито. – Вы за кружева беритесь, а уж платье я сама скрою!
Я была слегка сердита на нее, но от помощи не отказалась. У меня был моток хороших шелковых ниток, из которых можно связать отличные кружева «шантильи». Я села вязать, обдумывая фасон платья. У меня было достаточно ума, чтобы понять, что при всех ухищрениях ткань будет выглядеть бедно. Следовательно, лучше обойтись без ухищрений. Лучше намеренно сделать платье строгим, простым, как во времена античности, – кстати, я знала, что именно это сейчас модно в Париже…