– Да. Подъездная.
– Не понимаю, зачем тут так темно. Почему бы не устроить несколько фонарей?
– Фонари были, – хмуро ответил мой муж. Я заметила, что чем ближе к цели мы были, тем мрачнее он становился, словно вовсе не радовался, что скоро останется со мной наедине. – Фонари были вдоль всей аллеи, и жизнь здесь когда-то била ключом. Синие год назад разграбили все кованые светильники. Восстановить их мы еще не успели.
Слабые огни засияли в конце аллеи, и я увидела замок. Он был освещен, но сейчас, ночью, в дождь, я никак не могла определить его цвет. К центральному фасаду примыкали большие боковые флигели, образующие одно целое с дворцом. Широкая светлая лестница в несколько ступеней вела к ярко освещенному парадному входу. Свет горел и во многих окнах замка.
– Добро пожаловать, – произнес герцог спокойно, но без особого радушия.
Он помог мне выйти из фиакра. На ступенях крыльца стояли люди. Они кланялись нам, и я поняла, что это слуги. Потом оглянулась вокруг. Клумбы были голы, как это и всегда бывает осенью, и вообще, пространство перед парком было свободно. Уже позади дворца шумели деревья. Лес остался там, откуда мы приехали, а здесь, насколько я могла судить сейчас, все было устроено по версальскому образцу: клумбы, куртины, безупречно правильные стрелы аллей, каменные рамы фонтанов и прудов… Только сейчас все это было мрачно, темно и уныло.
Герцог отдал шляпу и перчатки лакею. Этот же лакей помог мне снять плащ. Я переступила порог и вошла в вестибюль, огромный, но освещенный лишь несколькими тусклыми лампами. Тяжелая хрустальная люстра, как венец, висящая посредине живописного плафона, который покрывал весь потолок, не была зажжена. Пол был устлан разноцветными мраморными плитками, и их оттенки, умело подобранные, сливались в переливчатый рисунок.
Я остановилась, оглядываясь по сторонам.
– Прошу вас! – снова требовательно прозвучал голос герцога.
– Но, сударь, – сказала я, – вы должны понять мое любопытство. Я здесь впервые, и мне хочется все хорошо рассмотреть, а не бежать стремглав туда, куда вы меня зовете.
– У вас еще будет время. Вы приехали сюда надолго. Прошу вас, сударыня, поспешите, мы почти опоздали на ужин.
Настойчивых упоминаний об ужине было уже несколько, и я вдруг поняла, что трапеза в этом доме – ритуал, наверное, почти священный.
– Вы хотите, чтобы я ужинала, даже не сменив одежды, не приведя себя в порядок?
– У нас сейчас нет на это времени. После ужина – пожалуйста.
И он так требовательно протянул мне руку, что я двинулась вперед к лестнице. Широкая, мраморная, она расходилась вверху во все стороны; богатая плафонная роспись и массивные колонны, украшающие балюстраду, создавали ощущение приподнятости. Белый цвет мрамора великолепно подчеркивался красным цветом бархатных драпировок. Я взглянула на стены: они были увешаны живописными полотнами, на которых, по всей вероятности, были изображены представители рода дю Шатлэ прошлых времен. Все это промелькнуло для меня, как в калейдоскопе. Единственное, что я заметила, так это то, что моего мужа в портретном изображении здесь нет, хотя есть множество людей, на которых он поразительно похож. Этот нос, длинный, почти орлиный, был непременным признаком всякого, кто носил имя дю Шатлэ.