Констанс и я никогда не были близкими подругами, не доверяли друг другу тайн. Но все же мы воспитывались в одном монастыре. Это и объединило нас. Мы гуляли по парку, вспоминали, шутили и смеялись, смеялись… Впервые за время моего так называемого замужества я чувствовала себя так легко и непринужденно.
– Констанс, неужели вы и ваш муж пережили революцию но Франции? – спросила я пораженно.
– Нет! Мы эмигрировали в Англию и вернулись оттуда только год назад. И я, и Пьер Анж, и мой сын Марк – все мы еще не вычеркнуты из списка эмигрантов, так что, в сущности, нас могут в любую минуту арестовать.
– И зная, что это будет, вы вернулись?
– Мы не могли жить без Франции, Сюзанна.
Я заметила, как Констанс сказала – «мой сын Марк». Это, вероятно, и был тот внебрачный ребенок. И тем более невероятным показалось мне то, что граф Лораге, обманутый жених, все-таки женился на Констанс и позволил ребенку жить с ними.
– Как вы думаете, Констанс, наши сыновья подружатся? – спросила я с едва заметным лукавством.
– Еще бы им не подружиться! Ведь судьба у них одинаковая, не так ли?
Она говорила так же лукаво, стало быть, знала кое-что обо мне. Жанно, в сущности, раньше тоже был внебрачным. Это сейчас ему присвоен статус законного наследника и даровано право быть принцем де Тальмоном. Честно говоря, мы с Констанс были похожи – разве что я пошла по ее дороге не так рано и более успешно.
Мы расстались, очень обрадованные этой встречей, и пригласили друг друга на чашку кофе – каждая в свой дом. Дом Констанс находился в двух лье от Белых Лип, и я знала, что когда-нибудь зайду туда.
Братья отсутствовали десять дней и вернулись, как и уехали, поздно ночью. Я видела из окна, как лакеи вышли во двор с факелами, чтобы хоть немного разогнать темноту. Гариб, радостно что-то выкрикивая, бросился навстречу Дьяволу, на котором приехал Александр. Герцог отдал поводья индусу. Я ближе приникла к оконному стеклу. Даже отсюда, из комнаты, мне показалось странным лицо герцога: более мрачное, чем обыкновенно, суровое, с жестокой улыбкой в углах губ. Он выглядел усталым, но, казалось, только что получил самое большое удовлетворение в своей жизни. Он поднял голову, и я, испугавшись, что он заметит меня в окне, быстро отпрянула.
Через седло одной из лошадей было переброшено что-то вроде огромного мешка, из которого что-то торчало. Гариб и Поль Алэн развязали ремни и сбросили мешок на землю. Александр громко что-то приказал, и слуги – вернее, его вооруженные люди – без церемоний поволокли мешок прямо по земле к левому флигелю.