– Это… это сокровища Голконды, да?
– Да. Гариб, наверное, рассказал вам.
– Александр, но ведь за это можно купить целый Париж!
– Я собирал их не для этого.
– Но ведь вы теперь богаче любого банкира! Да, пожалуй, именно так!
– Эти алмазы и рубины ценны не потому, что дорого стоят, а потому, что красивы. Не так ли?
Я с усилием кивнула, все еще не придя в себя от увиденного. Так вот о чем мне рассказывал Бриге! Я подняла на герцога глаза, наши взгляды встретились, и он вдруг улыбнулся.
– Эти камни не стоит продавать. Я бы хотел, чтобы они украшали вас, моя дорогая, украшали наших дочерей… и нашу будущую дочь, если она появится.
Горячая волна прихлынула к моему лицу. Он, оказывается, высоко ценит меня… В замешательстве, достойном разве что юной девицы, я коснулась рукой этих бесценных камней, и алая россыпь рубинов хлынула между моими пальцами.
– И все-таки это невероятно… Никогда не видела ничего подобного.
– Я бы хотел подарить вам то, что ваше по праву, дорогая.
Я удивленно взглянула на него.
– Что вы имеете в виду?
– Фамильное ожерелье, которое носили все герцогини дю Шатлэ. Оно уже девять лет, с тех пор, как умерла моя мать, лежит в шкатулке. Мне кажется, сейчас самое время предложить его вам.
Я не ожидала ничего подобного. Предложение Александра было неожиданным и волнующим: получая это ожерелье, я становлюсь полноправным членом рода, навеки вхожу в летописи семейства дю Шатлэ… Подобные церемонии существовали у всех знатных родов. Но обычно ожерелье передавалось новой герцогине лишь после рождения наследника.
– Вы думаете, уже время? – внезапно спросила я, чувствуя легкое сомнение. – Ведь мы еще и не супруги вовсе.
– Самое время, герцогиня, – произнес он, словно и не слышал моих последних слов.
Я увидела тяжелое, яркое колье, созданное ювелирами, вероятно, лет пятьсот назад. По тонкой золотой оправе тремя рядами шли крупные фиолетовые аметисты и алмазы чистой воды – в этой вызывающей роскоши было даже что-то варварское… Варварское и древнее.
– Вы позволите? – услышала я голос Александра.
Прежде чем я успела ответить, его руки коснулись застежки моего янтарного ожерелья и расстегнули его. Новое колье, более тяжелое и прохладное, массивными камнями легло мне на грудь. Но я не успела ни вздрогнуть от его девятилетнего холода, ни ощутить гордости, подумав о том, сколько знатных дам носили его до меня. Одно обстоятельство заслонило для меня все, и это были руки Александра.
Горячие, сильные, они мягко скользнули по моим обнаженным плечам, и в тот же миг меня бросило в дрожь. Он не отходил и не отпускал меня; напротив, его ладони вернулись, снова погладили плечи, коснулись шеи и снова заскользили вниз – жадно, порывисто, словно пытаясь на ощупь изучить золотистую упругость моей плоти. Я закрыла глаза, чувствуя, как первобытная радость охватывает меня, с каким невероятным желанием я готова повиноваться этим рукам, что бы они ни делали. Его пальцы нежно, молниеносно прошлись по моим плечам и скользнули ниже, поглаживая грудь, – все это так легко, что я едва его чувствовала, потом что-то пламенем обожгло меня сзади – явно не сдержавшись, герцог прижался губами к моей обнаженной шее, к тому самому чудесному месту, к углублению между ключицей и плечом.