– Элизабет проводит вас. Доброй ночи, мадам.
Александр ушел, оставив меня одну в индийском кабинете.
Я устало оперлась рукой на стол. Мне уже надоело размышлять над всеми странностями характера моего мужа. Вероятно, следует воспринимать все философски. Хотя, в конце концов, если у него есть какие-то особые соображения относительно того, что случилось, почему бы не поделиться ими со мной? Я ведь не невинная девушка, чью стыдливость можно оскорбить какими-то слишком откровенными вещами. Я взрослая женщина и способна выслушать все, что угодно. Однако он молчал и свои намерения держал при себе.
И это не просто так. Он что-то замышляет, чего-то добивается. Но чего? «Это был бы слишком зеленый плод» – что он хотел этим сказать?
– К вашим услугам, мадам, – сказала Элизабет, осторожно заглядывая в кабинет.
Я легла спать в этот вечер снова одна, так и не придя ни к какому выводу.
Из Белых Лип я выехала на рассвете. Было сыро и пасмурно, накрапывал дождь. Такая уж зима в Бретани – теплая и влажная, снег бывает редко, да и лежит он недолго. Дороги развезло, ехать было трудно. В Ренн я добралась только к вечеру.
Жана и Шарля привел гувернер и удалился, оставив дверь открытой. Я едва смогла обнять сына, как он тут же отстранился.
– Ну что ты, ма! – сказал он и смущенно, и недовольно. – На нас же смотрят.
– Ну и что?
– Я не хочу, чтобы меня считали маменькиным сынком.
Я испустила шумный вздох.
– Ох, Жан, похоже, ты ничуть не поумнел за месяц учебы.
Шарль смотрел на меня настороженно и выжидающе. Он был такой худенький, невысокий, серьезный… Темные глаза, большие, выразительные, выделялись на бледном лице. Я оставила сына и поцеловала Шарля, тотчас с удивлением почувствовав на щеке ответный поцелуй.
– О, Шарль, милый, я так рада, – растроганно прошептала я, обнимая его еще крепче.
Жан взирал на нас насмешливо и надменно, всем своим видом демонстрируя отвращение к «телячьим нежностям».
– Ну, как? Вам здесь нравится? – спросила я их немного погодя.
– Да, ма. Терпеть можно.
Я заметила царапину на щеке Жана.
– Ты дрался?
Он недовольно насупился.
– Это тебе директор нажаловался?
– Не все ли равно?
– Он всегда на меня жалуется. Что бы я ни сделал, он вечно сердится! Еще бы, он же республиканец, а чего еще ждать от республиканца!
– Ты нашел хорошую причину для оправдания.
Помолчав минуту, Жан поднял на меня глаза и радостно сообщил:
– Зато я первый силач в классе.
Шарль, сипевший рядом со мной, издал звук, из которого я поняла, что он явно скептически относится к утверждению Жана. Мой сын бросил на него убийственный взгляд.