– Ну, тогда незачем беспокоиться, – отец с Розамундой обменялись понимающими улыбками.
– Я пеку пирог с черной смородиной. Как только будет готово, принесу кусочек.
– Отлично! – он радостно покивал головой, как мальчишка в предвкушении сладкого.
После того, как Генри Морли вышел и закрыл за собой дверь, Розамунда несколько минут неподвижно стояла, устремив невидящий взгляд на стол. Сердце разрывалось от любви и жалости к отцу. Бедняга! Ему до смерти хочется выпить, но, чтобы доставить дочери удовольствие, он притворился, будто жаждет пирога с черной смородиной. Даже будь Розамунда злопамятной, его раскаяние растопило бы лед в ее душе.
Вынимая пирог из печи, Розамунда услышала возню в прихожей. Она поставила тарелку на стол и ринулась к двери. Там ее чуть не сбила с ног Дженнифер.
– Боже милосердный! Да ты промокла до нитки! Как же так?
– Помоги мне раздеться, руки не слушаются.
Розамунда заметила: сестра вся дрожит, но не столько от холода, сколько от ярости.
– Сейчас принесу твой халат, – она выскочила из кухни и через минуту вернулась. – Как тебя угораздило попасть под проливной дождь? Неужели нельзя было укрыться?
– Где?
Глаза Дженнифер метали молнии.
– Ты не видела мистера Брэдшоу?
– Видела. О да, мы встретились.
– Садись, Дженнифер, я поставлю чай.
Только после того, как Дженнифер выпила вторую чашку чаю, она лаконичными, отрывистыми фразами поведала о случившемся.
– Это самый наглый, самый высокомерный, самый отвратительный тип на свете! Что он из себя корчит? Тоже мне Всемогущий Господь! Без году неделя на болотах, а ведет себя как единоличный хозяин здешних мест.
Эта гневная тирада позабавила Розамунду, но она сдержала смех.
– Что он натворил?
– Ничего, – Дженнифер с вызовом подняла на нее глаза. – Ровным счетом ничего.
– Тогда в чем же дело?
Старшая сестра судорожно перевела дыхание. К этому времени она чуточку успокоилась.
– Если тебе рассказать, ты не увидишь ничего такого… Надо было присутствовать… видеть его лицо… чувствовать отношение…
– Какое отношение? – Впрочем, Розамунда и сама могла представить себе хамство их вчерашнего гостя.
– В общем, так. Когда я подошла к его дому, вокруг не было ни души. Я обошла кругом – окно гостиной оказалось незашторенным, и я… не удержалась и заглянула внутрь. Там царило такое же запустение, как и до его приезда. Я промочила ноги и, уже поднявшись на крыльцо, решила повернуть назад, но вдруг услышала за дверью шум и дернула за шнурок. Дернула – и сама же испугалась: звон в полупустых комнатах оказался просто оглушительным. – Дженнифер сделала небольшую паузу и продолжила: – Потом отворилась дверь, и появился мистер Брэдшоу собственной персоной. Без пиджака. В рубашке, бриджах и заляпанных грязью сапогах – а ведь он находился дома! Признаюсь, я не находила слов. Глупейшая ситуация! Я что-то там пролепетала: мол, пришла поблагодарить за его доброту… Доброта – ха! Он стоял и только сверлил меня взглядом. Наконец он как будто собрался что-то сказать, как вдруг его что-то отвлекло. То ли собака, то ли что-то в этом роде, потому что он прикрыл дверь, так что осталась только узенькая щель, и рявкнул: "Ступай к Мэгги! Отправляйся к Мэгги!" Собака заскулила – вовсе даже не по-собачьи, – как будто ей было больно. А он как заорет: "Мэгги! Мэгги!" Кто-то выбежал в прихожую – мне удалось мельком разглядеть пожилую женщину. Он снова распахнул дверь…