– Что ты, Аннабелла! Я уверена, что ты можешь найти для себя более подходящие занятия. Ты и сама знаешь, что ухаживать за лошадью – мужское дело. Я снова приглашу Армора. Уверена, он с радостью вернется. А теперь, дорогая, – Розина взяла Аннабеллу за руку, – я затрону тему, которой прежде не касалась, – денежную. Я вполне могу позволить себе снова нанять Армора и других слуг, если пожелаю. В этом коттедже я живу не по воле обстоятельств, при желании я могла бы опять переселиться в Дом. Понимаешь, дорогая, мистер Фрейзер очень помог нам после того, как… – Она не могла выговорить «твой отец», поэтому сказала: – После того, как умер мой муж. Он продал землю и фабрику фирме «Куксон» за неплохие деньги; я и не догадывалась, что земля может столько стоить. Немало выручено и за оборудование стекольного завода. С прежними долгами покончено, и в общем и целом я была очень хорошо обеспечена даже до кончины матери. Ее состояние оказалось не слишком крупным – около тридцати тысяч фунтов, но даже эта цифра показывает, что тебе не придется беспокоиться о деньгах. Поэтому я тебя прошу, Аннабелла, послушаться меня и позволить мне поручить уход за лошадью старому Армору. Скажу больше, – она развела руками, – мы можем завести еще одну лошадь и снова пользоваться каретой. Тебе это понравится, не правда ли?
Аннабелла посмотрела на женщину, которая на протяжении нескольких недель делала все возможное, чтобы заставить ее забыть, что она около года не испытывала ее опеки; что бы Аннабелла ни сказала, Розина все равно не согласится, что она перестала быть прежней милой Аннабеллой, податливой, благовоспитанной девушкой, а превратилась в женщину, успевшую приучиться к тяжелому ручному труду и вкусившую жизнь большинства людей. Эта женщина успела стать женой, пускай только по названию, и собиралась оставаться ею впредь. Все новые наряды, которыми заваливала ее Розина, оставляли ее равнодушной, все прекрасные блюда, которые та приказывала готовить и от одного вида которых у нее несколько месяцев назад побежали бы слюнки, сейчас даже не возбуждали у нее аппетита, ибо всякий раз, когда на столе появлялись изысканные разносолы, она не могла не задать себе вопрос, чем в этот момент утоляет голод Мануэль.
Положение Мануэля не давало ей покоя. Все ее мысли были заняты им одним, и не только потому, что он находился в заключении, но и из-за происшедшей с ним перемены. В первое же их свидание после суда он показался ей изможденным, постаревшим, а главное, невыносимо угрюмым. Он нехотя цедил слова и смотрел на нее, словно не желая знать, кто она такая, чтобы не мучиться напрасными надеждами.