– Ты не знаешь, так ведь? Не знаешь, все ли с ней будет нормально.
Джесс вздохнул и откинулся на сиденье, оставив полотенце у меня на коленях. Оно больше не пахло солнцем: оно пахло уничтоженным вампиром. Вся машина им пахла. Державший меня Джесс тоже был с головы до ног заляпан вампиром. В мерцающем свете уличных фонарей он больше был похож на пестрого демона. Не самые милые создания.
– Нет. Не знаю. Мы не часто вот так выдергиваем людей из-под затемнения в последнюю минуту. Но я уверен, что с ней все будет в порядке. Могу даже сказать тебе, почему – но ты тоже могла бы кое-что нам рассказать. Информация за информацию.
Я заворчала и принялась опускать оконное стекло, чтобы проветрить машину, но выяснилось, что оно опускается только до середины, а дверной замок закрыт, но не мною. Никто не сбегает с заднего сиденья машины ООД.
Он почти рассмеялся:
– Это не то, что ты подумала. Черт, Светлячок, как нам тебе…
Машина остановилась. Мы находились на стоянке, втиснутой между многочисленными высокими зданиями гражданского вида. Она была отнюдь не пуста, как можно было ожидать в это время суток, хотя все машины были припаркованы в одном конце стоянки, возле одного конкретного здания. Я не узнала штаб-квартиру ООД с тылу, но догадалась, что это она и есть. Большинство муниципальных ведомств не особо работают по ночам, а участок обычных полицейских находится на другой стороне города.
Дверные замки, щелкнув, открылись. Мы вышли из машины, Тео – первый, за ним Джесс, снова взявший меня за руку. Будто мне нужна была опора или я могла попытаться бежать. Они вели меня вверх по лестнице, затем по длинному, без окон, безликому коридору с дверьми по обе стороны. Наконец Джесс открыл скрипучую дверь, за которой горел свет.
– Анни, – сказал Джесс, – можешь помочь нам?
Анни тоже не успокаивала, но с ее стороны было очень мило притворяться, что нет ничего особо подозрительного в том, что я оказалась здесь в таком состоянии и в такое время суток. В конце концов, она была права: это было чрезвычайно подозрительно. Она отвела меня в женскую душевую, выдала свежие полотенца, мыло и бесформенный трикотажный-с-ворсом-на-изнанке комбинезон цвета хаки в качестве одежды – вроде пижамы для младенцев, только без ползунков.
Я вошла в душевую кабинку полностью одетой. Снимать вещи мокрыми будет тяжелее, но я не хотела откладывать встречу с водой даже ради раздевания. Затем я стала на колени на пол кабинки, отскребла одежду – и кроссовки – и оставила их в куче, через которую приходилось переступать, пока я мылась. Но я хотела счистить с них всю кровь… и… прочую мерзость. Это не заняло столько времени, как утром после возвращения с озера, но я скребла себя, пока все не заболело и не пришло ощущение, что меня сварили: горячую воду я открыла на всю катушку. Я вспотела, пока пыталась отчиститься – отчасти из-за горячей воды. Рана на груди, конечно же, опять открылась. Я залепила ее туалетной бумагой, как если бы порезалась при бритье. Хотелось надеяться, что рана закроется достаточно хорошо, чтобы не оставлять на пижаме кровавых следов, которые потом могли потребовать объяснения.