– А потом, два месяца назад… – начал Джесс. Почему у меня появилось чувство, что с этими ребятами происходит что-то еще? Словно мы ведем две беседы, одну из которых – молча. Мне казалось, что этой, словесной, вполне достаточно. Я вздохнула.
– Все, что я сделала – поехала к озеру вечером выходного дня. У меня болела голова, я хотела мира и тишины, а этого в моей семье не найти даже вне кофейни. Я только что отремонтировала свою машину, а ночь была – просто загляденье. Я не слышала, чтобы какие-нибудь неприятности случались на озере со времен окончания Войн, остерегаться стоило только пятен скверны. Я приехала к нашему старому домику, сидела на пороге, смотрела на воду…
На этом моменте я до сих пор и останавливалась. И все же не ожидала, что сердце примется стучать, как бешеное, желудок примется подпрыгивать, как вода на горячей сковородке, а слезы станут щипать глаза от перспективы сказать хоть чуточку больше. Я посмотрела на свою бесформенную ворсистую пижаму, затем взглянула на кухонный нож на столе Джесса. Мир начинал вращаться быстрее и под странным углом.
Джесс полез в нижний ящик и вытащил бутылку… ого – солодового виски. Некоторые оодовцы все-таки умеют жить! Тео перевернул пакет из «Прайм Тайм» вверх дном. Внутри обнаружилось множество жирных, завернутых в бумагу пакетов, и они пахли… едой. Настоящей человеческой едой.
– Съешь сэндвич, – предложил Тео. – Съешь чипсов. Съешь – эй, Пат, ты живешь опасно. Съешь праймтаймовское пирожное.
– Нет, спасибо, – автоматически отказалась я. – Слишком много муки, слишком много разрыхлителя, а шоколад они используют так себе.
– Твой цвет лица становится лучше, – сказал Джесс. – Расскажи нам еще о недостатках «Прайм Тайм». Хотя я все равно уверен, что их хлеб похуже твоего.
(В общем, так оно и есть.)
– Выпей виски!
Я протянула свою (пустую) чайную кружку. Потом съела половину сэндвича со швейцарским сыром и горчицей (хлеб – так себе), чтобы отвлечь желудок от голодных мыслей.
Темные пятна на стенах переулка. Куски среди булыжников… Прекрати. Хорошо, возможно, стоит подумать о том, что Пат, Джесс и Тео пытались дать мне возможность сказать. Чего я могу бояться? Не в том ли суть их намека, что даже они, при всем своем отличном прикрытии, сильно боятся, как бы их, полукровок, не разоблачили?
…Нет!
До сих пор это мне в голову не приходило. Еще не придуман термин для человека, больного настолько, чтобы спасти вампира и позволить ему быть вампиром дальше. Потому что ни один человек такого не делал. До сих пор.
Боже и ангелы, нет!
Не только паранойя и бюрократическая тирания требуют регистрации полукровок. Человеческие магодельные гены и некоторые демонические гены при скрещивании дают очень, очень плохой результат. Существует множество низших заговорников, которые проявляют и человеческие способности к магии, и демонические; говорят, иные из них способны на штуки, которых не может больше никто, хотя они, как правило, скорее бестолковые, чем полезные. Но это не более чем банальное магоделие.