Ожидая в одиночестве Салли и новостей о состоянии отца, Гарриет в который раз мысленно прокручивала в памяти только что состоявшийся разговор с отцом, словно проигрывала поцарапанную пластинку, игла на которой застревала на одном и том же месте; она расхаживала по комнате, размышляя над тем, что за мысли одолевали его, когда он, прилагая отчаянные усилия, пробормотал эти слова.
Сначала она предположила, что он говорил об ужасной ссоре, происшедшей между ним и Полой ночью накануне ее отъезда в Италию, ссоре, свидетельницей которой стала тогда четырехлетняя Гарриет, не замеченная родителями. Ее разбудили громкие голоса, и она, выбравшись из кроватки, подошла по коридору к полуоткрытой двери в спальню родителей и стояла, вытаращив глазенки, впервые за свою короткую жизнь напуганная так сильно, а, может быть, даже сильнее, чем когда-либо в будущем.
В то время Гарриет, конечно, не поняла, что происходит. Лишь позднее она смогла связать воедино отрывочные воспоминания, но даже тогда не могла с уверенностью сказать, была ли реальностью эта картина или же создана ее воображением, словно все это ей привиделось в кошмарном сне. Но теперь, услышав мучительные бессвязные признания отца, она подумала, что, по-видимому, все было именно так, как она опасалась.
Вполне возможно, конечно, что он винил себя в гибели Полы. Но ему не следовало этого делать – и Гарриет, конечно же, не считала его виновным в смерти матери. Ссора между ними уже не имела значения – Пола все равно уехала с Грегом – не это ли имел в виду отец? Однако горе иногда проделывает странные штуки с совестью. Может быть, Хьюго казалось, что, веди он себя по-другому, Пола сейчас была бы жива.
«Я никогда не хотел причинить ей боль…» В каждом из этих слов звучало такое страдание… И тут Гарриет неожиданно увидела все в новом свете и похолодела. Она попыталась выбросить эту мысль из головы, не желая даже на мгновение на ней задерживаться, однако она, притаившись в уголке сознания, всплывала снова и снова.
«Я никогда не хотел причинить ей боль… Вся моя любовь словно превратилась в горечь. И я не смог совладать о собой…»
Гарриет в ужасе закрыта лицо руками.
– Нет! – прошептала она, но это слово откликнулось в ее голове криком, а не шепотом. – Нет! Ты не делал этого, папа. Ты не мог иметь к этому никакого отношения.
Однако, даже отвергая эту мысль, она не могла отогнать ужасного подозрения, которое росло в ней, подобно раковой опухоли.
Секретарша Тома сказала, что Салли ездила в Италию вскоре после взрыва. Зачем? И почему она так расстроилась, когда Гарриет сказала ей о том, что попытается раскрыть тайну? Не потому ли, что она что-то знала – что-то такое, что ей хотелось сохранить в тайне? А может, она боялась, что Гарриет может докопаться до правды?