Как только Тереза достаточно подросла, чтобы понимать его, родители сказали ей, что она их приемная дочь. Возможно, они говорили об этом и раньше, потому что сказанное не было для нее потрясением.
– Ты особый ребенок, Тереза, – говорила ей мать, крепко прижимая ее к себе вместе с огромным лохматым мишкой. – Большинству мам и пап приходится соглашаться на тех детей, которые у них появляются. У нас же все было по-другому. Мы тебя сами выбрали. Вот почему ты особый ребенок.
Тереза улыбалась, засунув в рот большой палец. Выбранная, особая – да, она чувствовала себя особой. Особой для папы, который называл ее «крошкой» и каждый вечер перед сном играл с ней. Она была особой для мамы, которая часто целовала и обнимала ее, позволяла ложкой подчищать остатки крема из мисочки, когда готовила торт, и не сердилась, если она пряталась в корзине с бельем, приготовленным для стирки. Особой была и ее комната, на потолке которой были звезды, начинавшие мерцать, как только задергивали шторы и светился только маленький розовый ночник, потому что она немного боялась темноты. Оба много читали ей, и было нечто особое в том, как она сидела, уютно пристроившись на коленях одного из родителей, рассматривала яркие картинки и прислушивалась к знакомому и любимому голосу. У нее не было ни братьев, ни сестер, но она не горевала об этом. Это позволяло ей чувствовать себя и вправду исключительной.
Взрослея, Тереза иногда задумывалась над тем, кто она такая на самом деле. Может быть, ее настоящая мама была принцессой или какой-нибудь поп-звездой… Или, может быть, она вообще была не обыкновенным человеком, а инопланетянкой. Эта мысль будоражила воображение, и было приятно помечтать. Но никогда, даже на мгновение, Терезе не приходило в голову променять на кого-нибудь свою мамочку, которая всегда была рядом: помогала ей подняться и утирала слезы, когда ей случалось упасть; сидя у ее постели кормила, с ложечки мороженым, когда она поправлялась после удаления гланд. Эта мамочка была настоящей. А другая… она была всего лишь каким-то персонажем из волшебной сказки.
Когда Терезе исполнилось четырнадцать, она задала родителям несколько вопросов, и они рассказали ей все, что знали, – а знали они не так уж много. В восемнадцать лет она обратилась в Сомерсет-Хаус, чтобы получить полное свидетельство о рождении. Она сделала это отчасти из любопытства, но скорее потому, что ей казалось правильным получить настоящий документ, а не его укороченную форму, где ее биография начиналась с даты удочерения. Но она не думала как-то воспользоваться содержащейся там информацией. Ее отношение к этому вопросу не изменилось с детских лет: Лес и Дорин Арнолд были реальностью, а женщина, имя которой указано в свидетельстве, всего лишь тенью. У Терезы не возникало желания увидеть ее. Она была уверена, что ее ждало бы разочарование. К тому же это могло бы обидеть Леса и Дорин. Тереза очень любила их и боялась причинить им боль.