— Вон что! — Водитель улыбается в зеркало, как будто Джастин пытался его обмануть. — А в Лондоне чем занимаетесь? — Его взгляд как будто допрашивает Джастина.
Я серийный убийца, который охотится на любознательных водителей такси.
— Множеством разных вещей, — вздыхает Джастин и сдается, понимая, что придется удовлетворить любопытство водителя. — Я, редактор «Обозрения искусства и архитектуры», единственного серьезного международного издания, посвященного искусству и архитектуре, — с гордостью говорит он. — Я. основал его десять лет назад, и нам до сих пор нет равных. У него самые большие тиражи из всех журналов такого класса. — Двадцать тысяч подписчиков, лжец.
Никакой реакции.
— Я еще галерист. — Вот ведь расхвастался. Водитель подмигивает:
— Орудуете веслом?
Джастин морщится в замешательстве:
— Что? Нет. — Потом без всякой необходимости добавляет: — Кроме того, я также постоянный участник передачи на Би-би-си, посвященной культуре и искусству.
Два раза за пять лет — какое уж там постоянство, Джастин. Да заткнись ты.
Теперь водитель смотрит на Джастина в зеркало заднего вида.
— Выступаете по телевидению? — Он прищуривается и изучает его. — Что-то я вас не узнаю.
— А вы смотрите эту передачу?
— Нет.
О чем же тогда говорить?
Джастин закатывает глаза. Он снимает пиджак, расстегивает еще одну пуговицу на рубашке и опускает окно. Волосы прилипают ко лбу. По-прежнему. Прошло несколько недель, а он так и не побывал у парикмахера. Он отдувает челку от глаз.
Они останавливаются на светофоре, и Джастин смотрит налево. Парикмахерская.
— Эй, вы не могли бы припарковаться слева на несколько минут?
— Слушай, Конор, не переживай из-за этого. Перестань извиняться, — устало говорю я в телефонную трубку. Он утомляет меня. Каждый, даже короткий, разговор с ним опустошает меня. — Со мной папа, и мы вместе поедем домой на такси, хотя я вполне способна сама сидеть в машине.
При выходе из больницы папа придерживает мне дверь, и я забираюсь в такси. Наконец я еду домой, но не испытываю того облегчения, на которое надеялась. Нет ничего, кроме страха. Я боюсь встречаться со знакомыми, которым снова и снова придется объяснять, что произошло. Я боюсь заходить в свой дом, в котором неизбежно увижу наполовину обставленную детскую. Я боюсь, что придется избавиться от детской, поставить туда кровать для гостей и заполнить шкафы моим собственным переизбытком обуви и сумок, которые я никогда не буду носить. Я боюсь, что придется идти на работу, вместо того чтобы взять отпуск, как я планировала. Я боюсь встречи с Конором. Я боюсь возвращения в брак без любви, в котором не будет ребенка, способного занять нас. Я боюсь каждого дня оставшейся жизни, в то время как Конор продолжает жужжать по телефону о том, как бы он хотел быть здесь, со мной, хотя в течение последних нескольких дней я как мантру повторяла, чтобы он этого