— Моя дотация на пять пенсов больше, — похвалился Сидз. — Вся эта груда стоит пятнадцать пенсов, а она куда сытней, чем ваша запеканка.
Радость Грайса, услышавшего о такой дешевизне обеда — жуткая дешевка, мысленно воскликнул он, — слегка приувяла от явного, хотя в общем-то вполне понятного желания Пам рассчитаться сразу же. Стало быть, ему не придется приглашать ее на обед. Он положил нож и вилку, выгреб из кармана мелочь и, несмотря на ее уверения, что это, мол, вовсе не к спеху, педантично отсчитал ей двадцать пенсов. И тут ему в голову пришла прекрасная мысль:
— А как насчет талона, который вы отдали за меня? У вас теперь не возникнет осложнений с очередным обедом?
— Будем считать, что вы мне его задолжали, — сказала Пам. Значит, не все еще было потеряно. Однажды он сможет объявить ей: «Долг платежом красен, дражайшая миссис Фос», и они отправятся на пару в «Лакомщик». Если, правда, свои талоны можно передавать другому без разрешения дежурного администратора, а он не был в этом уверен.
— Только не забудьте, — предупредил его Сидз, — что вам надо получить талон и за сегодняшний день, задним числом, а то, когда вы отдадите его Пам, у вас не хватит талонов на весь подотчетный срок и придется вам в один из дней поститься.
— А это верный путь к безумству, — продекламировал Грайс.
Его, словно мальчишку, увлекла эта болтовня о ДДТ. Она напомнила ему годы военной службы с постоянными разговорами про талоны на пропущенную еду, выдаваемые солдатам, когда их назначали в караул.
А Сидз и Пам перешли тем временем к обсуждению дел служебных — но так, чтобы их беседа была понятна новичку. Сидз подтвердил слова Пам о временном изъятии — для исправлений и дополнений — брошюрки про особенности «Альбиона», но вдвоем, припоминая по очереди подробности, они почти дословно пересказали Грайсу ее содержание. Он узнал о Книге опозданий, хранящейся у одноруких швейцаров, о правилах получения зарплаты в первый четверг каждого месяца, о графике отпусков, о шести свободных днях с сохранением содержания, ежегодно предоставляемых администрацией служащим (но обязательно вразбивку, а не подряд), и о многом другом. Эти шесть льготных дней — правило, с которым Грайс не сталкивался ни на одной из прежних служб, — особенно заинтересовали его. Он сразу же представил себе, как они с Пам удирают на денек в Брайтон — поездом девять с чем-нибудь туда и шестнадцать с чем-нибудь обратно. А его неведомые жене похождения, естественно, не будут ее и удручать.
— А как в «Альбионе» насчет общественных развлечений? — спросил Грайс у Сидза, безуспешно приманивающего кофейную тележку. Пам с Грайсом решили обойтись без пудинга, хотя он стоял на прилавке горячих блюд, а Сидз, как приверженец «Салатницы», где пудинга не было, хотел завершить обед чашечкой кофе и поэтому приманивал к их столику служительницу кофейной тележки. Грайс, надеявшийся перемолвиться с Пам еще парой слов наедине, сказал, что если б он так не наелся, то обязательно взял бы на десерт ревень со сливками, но Сидз, пробормотав машинально «Взять иль не взять, вот в чем вопрос», не сдвинулся с места. Пам не присоединила свой голос к намеку Грайса, хотя могла бы, наверно, подвигнуть Сидза на поход за ревенем, сказавши ему что-нибудь вроде «Дерзайте, мой друг, ревень — это прекрасно». Да, жаль, ведь у них так хорошо все началось.