– Ясно одно: кем бы ни был этот человек, он не питал добрых чувств к мадам Эрмелин, – заметила Амалия. – И вряд ли преступником является Луиза, потому что подозрение первым делом падает на нее. Куда проще было бы в таком случае не подписываться вовсе.
– Возможно, кто-то нарочно подписался так, чтобы сбить нас с толку, – добавил Деламар. – Откуда мы знаем, что инициал соответствует действительности?
Он со значением поглядел на агентов, после чего забрал конверт и листок у Амалии и спрятал их обратно в карман.
– И что же вы собираетесь делать? – спросила девушка у сыщика.
Деламар мгновение поразмыслил.
– Скажите, мадам Дюпон… Вы видели что-нибудь, что заставило вас предположить, что мадам Эрмелин была убита, или это только ваши догадки?
Амалия медленно покачала головой:
– Нет. К сожалению, я ничего не видела.
– Жаль, – вздохнул Деламар. – А я-то надеялся, что вы сумеете мне помочь. Значит, мне придется допросить мадемуазель Сампьер.
Однако Луиза Сампьер была не одна. У нее в каюте сидели Гюстав Эрмелин и адвокат. Едва сыщик возник на пороге, младший Эрмелин смерил его испепеляющим взглядом.
– Я знаю, зачем вы сюда пришли! – сердито сказал юноша. – Но это же просто смешно, поймите! – Он повернулся к девушке: – Луиза, не слушай его! Он всего лишь работник страховой компании, и ты вовсе не обязана отвечать на его вопросы!
– Успокойся, Гюстав, хорошо? – попросила девушка. – Иначе господин Деламар может подумать, что я и впрямь в чем-то замешана. – И она дружески улыбнулась сыщику и его спутникам. – Садитесь, месье, прошу вас, и вы тоже, месье и мадам. Уверяю вас, мне совершенно нечего скрывать.
– Луиза, – вмешался адвокат, – то, что делает месье Деламар, абсолютно незаконно, и я хочу, чтобы ты знала об этом.
– Полно вам, Фелисьен, – твердо проговорила девушка. Она обратилась к сыщику: – Гюстав все твердил о какой-то записке, которую его брат нашел в тетином столе. Можно на нее взглянуть?
– Да, пожалуйста, – ответил Деламар, протягивая девушке конверт.
Луиза вытянула листок и развернула его. Мгновение она смотрела на написанное, как бы не понимая смысла, но потом ее лицо страшно изменилось. Губы задрожали, на глазах выступили слезы, между бровями показались страдальческие морщинки.
– Луиза, Луиза, – забормотал Гюстав, бросаясь к ней, – что с тобой?
– Ничего, – почти беззвучно ответила девушка. – Ничего. – Она опустила письмо и взглянула на кузена блестящими от слез глазами. – И вы с братом так и не сумели вспомнить, кто такой этот «Л.», который мог бы желать тете смерти?
– Ну, – пробормотал Гюстав, – я, правда, подумал о Луи Валле. Помнишь того конюха, которого мама посадила в тюрьму, когда узнала, что он воровал овес… А что?