Я люблю этот вид из своего окошка. Рад, что разменял с сыном неуютную большую квартиру и опять живу в доме, где начинал жизнь. Встречал солнце в подвальном окне, глядел на ноги прохожих… Теперь смотрю с высоты…
Я беру чашку с обжигающим кофе, несу туда, где привык работать, — ставлю на стол у машинки. И снова жмурюсь от яркого света… Такая свежая зелень на тополях!.. Безумно радуются воробьи…
Больная девочка уже сидит в кресле. Поднимает голову от книжки… Мимо шествует толстая уборщица с полными сумками продуктов. Девочка улыбается, что—то спрашивает. Та отвечает улыбкой, кивает на свои сумки.
Это — для меня. Давняя история с минским хлебом… Я не сразу разгадал хитрость ребенка.
А началось все с первого дня знакомства… Я шел через двор за хлебом — в маленький гастроном у суворовского училища. Девочка провожала меня глазами, с болью отводя взгляд, точно сама волочила мою больную ногу.
Я привык ощущать такие взгляды. Встречать сочувствие… Но не пятилетних детей!
Возвращался я на сей раз без любимого ситного, и мы разговорились. А потом она — всегда абсолютно точно — подсказывала мне, в какую булочную завезли минский хлеб, а куда — свежий кефир…
Уж и впрямь, подумал я грешным делом, не проснулось ли ясновидение в больном ребенке? Секрет мне раскрыла бабушка — оказавшаяся, кстати, прабабушкой, окончившей, как и мой отец, учительскую семинарию в Молодечно.
Тайна? Ее не было. Ребенок собирал информацию у каждой встречной хозяйки, чтобы мне потом с раненой больной ногой зря не болтаться по магазинам.
Сверхъестественные способности?.. Что они по сравнению с чудом пробуждения доброты?! Мы не избалованы сейчас такими чудесами.
Слава богу, у меня тоже три внука… Как пробудить это чудо в каждом? Ум, доброту…
Воздействовать на детей методом Шурика и Ольшевского? Освоить открытие — и выпустить из бутылки джинна? Ведь можно переделывать и в рабов, в безвольных, готовых на все убийц, послушных, как автоматы.
Стоит ли играть с огнем? Не обязательно. Просто детей надо воспитывать по—другому…
Один мой ученик, молодой психоневролог, работавший на осмотрах подростков, как—то признался: «Знаете, боюсь спрашивать таблицу умножения. Лучше не спрашивать. Они ее не знают… Иногда, — продолжал он, видя мое удивление, — чувствуешь: вроде нормальный парень, не олигофрен. А что посложнее — спросить боишься. Не развито абстрактное мышление, глубинное постижение смысла…»
Тот же ученик поделился и другими собственными наблюдениями.
Олигофрены, люди с умственной отсталостью первой степени, к тридцати годам, когда начинают вести обычный установившийся образ жизни — семья, дом, работа, — уже ничем не отличаются от окружающих…