– Я предупреждала мать, насколько все серьезно, я предостерегала ее, но ее ничто не заботит, ни муж, ни дети!
– Только не надо терзать себя, ты сделала все, что могла.
– Я знаю. Какой ужас! Бедный Рэндольф, – слезы навернулись на мои глаза, – он терзал себя и окружающих.
Я закрыла глаза и погрузилась в раздумье.
– Не стоит повторять это столько раз, ты все и так уже для себя решила, – утешал меня Джимми.
– Но почему, Джимми, почему радость всегда сменяет горе? Чем радостнее весна, тем печальнее осень.
– Это не так, Дон, ты придумала этот тезис сама, не забывай, в жизни было много добра.
Я схватилась за голову.
– Да, но зло всегда брало верх, я постоянно искала дорогу к счастью, но тень старухи преграждала мне все пути.
– Что ты имеешь в виду? Я не понимаю, ты злишься? Я знаю другую Дон, совсем не такую, злость лишает тебя рассудка.
– Не обольщайся, Джимми. Это судьба.
Он отвел глаза. Мне было жаль, что я не смогла сдержать себя, что не смогла скрыть фатальный страх перед образом бабушки Катлер, но уверенность в том, что найду свою дорогу к счастью, придавала мне силы.
Управляющий отелем заказал для нас маленький аэроплан до Бостона, где мы пересели в самолет, доставивший нас в Вирджинию, около девяти вечера нас забрал из аэропорта автомобиль, принадлежащий гостинице. Джулиус Баркер, наш шофер, распахнул дверцы и, не донимая лишними расспросами, отправился за багажом.
В отеле все скорбели о Рэндольфе. Несмотря на то, что он был никудышным администратором, всем нравились его доброе отношение, приятный голос и обходительность. Во время его помешательства, начавшегося после смерти матери, все сочувствовали ему и сдерживали улыбки. Богатые постояльцы, казалось, не замечали несчастного, а Рэндольф деградировал все больше и больше, перестал заботиться о внешнем виде, что особенно бросалось в глаза людям, неравнодушным к нему.
Джулиус внес наш багаж в гостиницу.
– Мне очень жаль, миссис Лонгчэмп, что вам пришлось так скоро вернуться, – сказал он.
– Да, это очень печально, Джулиус.
– Да, мэм, все в отеле сочувствуют вам. Мистер Дорфман попросил нас как можно реже зажигать свет, – с этими словами он отправился выполнять свои обязанности.
Над отелем витал дух скорби. Все небо было затянуто облаками, начинал накрапывать холодный дождь, воздух был тяжелым. Гостиница казалась серой помпезной громадиной, окна и зеркала были затянуты черными шторами, в громадном холле было необычно пусто, только миссис Бредли говорила по телефону. Роберт Гарвуд, наш старейший служащий, отнес багаж наверх.
– Я пойду проверю, как идут дела в гостинице, – сказал Джимми и отправился вслед за Джулиусом.