Трубку сняли после третьего звонка, и у Виолетты екнуло сердце. Голос у него совсем не изменился.
— Игнатьев слушает!
— Пашенька, здравствуй, дорогой, — пропела она. — Ты меня еще узнаешь?
— Летта! Мать твою, какими судьбами?
— Надо же, не забыл.
— Летка, да разве ж тебя забудешь?
— Ты, Паша, говорят, большим человеком стал. Вся Москва под тобой ходит.
— Ну, это ты хватила! — Было слышно, как он усмехнулся. — Так уж и вся. Да и не Москва, а область!
"Это меня еще больше устраивает!" — подумала Виолетта.
— Ну а ты как?
— Спасибо, милый, твоими молитвами.
— А если серьезно?
— Долго рассказывать. Разве что при встрече, если время найдешь.
— Понятно. Опять тебе что-то от меня надо.
— Ну что ты, Пашенька, я просто соскучилась.
— Знаю я твое «соскучилась»! Небось снова кто-то из твоих мужиков в историю влип.
— Да нет же, милый, нет у меня никаких мужиков. Тебя до сих пор забыть не могу!
— Так я и поверил! Ведь знаю тебя как облупленную. Только не забывай, что я тебя знаю, как никто. Лисой была, лисой и осталась. Ладно, давай встретимся. Когда, где?
— Завтра можешь? Лучше бы в первой половине дня.
— Погодь, в склерознике посмотрю, что-то у меня на завтра было… Старый стал, ничего в башке не держится! Ага, завтра с утра могу, только не с ранья. С одиннадцати до полудня устроит?
— Ладно, в одиннадцать. Можно на Осеннем бульваре? Там на углу кафешка есть…
…"Встреть я его на улице, пожалуй, не узнала бы", — подумала Виолетта, разглядывая приближающегося к ее столику мужчину. Игнатьев сильно сдал, потолстел, обрюзг. Он был в штатском, в довольно приличном костюме, но пиджак и брюки стали ему маловаты. Лицо одутловатое, под глазами — мешки. "Пьет, — заключила Виолетта и с удовлетворением констатировала про себя: — Нет, все-таки правильно я тогда сделала, что рассталась с ним".
Павел неуклюже протиснулся между столиками, наклонившись, чмокнул Виолетту в щеку и грузно опустился на стул, жалобно скрипнувший под его массивным телом.
— Привет! А ты совсем не меняешься. Все такая же!
— Какая? — кокетливо поинтересовалась Виолетта, подперев щеки кулаками.
— Хитроглазая, — усмехнулся Игнатьев, окинув ее взглядом, и добавил: — Девчонка.
Этот эпитет понравился Виолетте куда больше, чем напыщенные словеса Клавдия.
— Да и ты не стареешь, — попыталась она вернуть комплимент, но Павел только махнул здоровенной ладонью — мол, не трепи языком, сам про себя все знаю.
Подскочил юркий смазливый официант, но Игнатьев даже не стал брать у него меню.
— Два кофе! — приказал он. — И для барышни что-нибудь, безе — крем-брюле.