* * *
Князь Григорий уже собрался было покинуть свой кабинет и отправиться в главную кремлевскую залу, где у него была назначена встреча с делегацией деревенских старост, однако в этот момент к нему без предварительного доклада ворвался начальник его тайного приказа. Такое случалось крайне редко и свидетельствовало о том, что произошло нечто чрезвычайное.
— Ну, чего еще стряслось? — недовольно покосился князь на барона Альберта.
— Ваша Светлость, ужасное происшествие, — чуть не с порога зачастил барон. — Только что пришла весть, что над нашей северной заставой пролетал ковер-самолет, и пушкари-стражи границы его сбили!
— Ну и что же тут ужасного? — удивился князь Григорий. — Правильно сделали. Никому не дозволено безнаказанно нарушать небесные пределы моего княжества!
Однако Альберт не разделял оптимизма своего повелителя:
— На ковре летел знаменитый на Востоке кудесник Сулейман по поручениям Багдадского султана Аль-Гусейна.
— Да, нехорошо получилось, — нахмурился князь Григорий. — И что же, почтенный Сулейман погиб?
— Какое там! — махнул рукой Альберт. — Жив-здоров, токмо зело сердит был. И Вашу Светлость бранил на чем свет стоит. Наши пушкари хотели его посадить в холодный погреб, дабы остудился, а тот обратился в едкий пар и улетучился. А следом за ним поднялся ковер-самолет и улетел неведомо куда.
— Даже и не знаю, что делать, — задумался князь. — С одной стороны, стражи поступили правильно, а с другой не хотелось бы портить отношения с нашим дорогим другом Аль-Гусейном. Придется отправить ему послание, а заодно чем-то умаслить.
— Чем? — уныло вздохнул Альберт. — У него же злата и адамантов полны закрома.
— Значит, пошлем ему наших девушек для гарема, — решил князь Григорий. — Эдак с десяток.
— Как? — удивился Альберт. — Наших, белопущенских девушек — и для гарема?!
— Наших белопущенских девушек, — отчеканивая каждое слово, повторил князь Григорий. И, прищурившись, пристально уставился на барона: — A ведь вы, Альберт, родом кислоярец…
— Я не кислоярец, я — упырь! — вырвалось у барона.
— Ну тогда и выполняйте, что вам князь велит.
— Да не пойдут они, — уныло протянул Альберт.
— Не пойдут, говоришь? — хмыкнул князь. — A мы их спрашивать и не будем. У нас ведь кажется, имеется свой лиходей и душегуб, вот его и запряги на это дело.
— Слушаюсь! — радостно приосанился барон.
— Ну ладно, все у тебя?
— Все, Ваша Светлость.
— Тогда свободен. И не забудь усилить охрану всех амбаров и оружейных хранилищ. A двадцать первого амбара — особливо!
* * *
Грендель брел по болотной тропинке и пытался вспомнить вдохновенные строчки, которые только что записал пером выпи на клочке пергамента, да позабыл на столе у себя в хижине. В отличие от своего вечного соперника Беовульфа, бедный поэт не имел возможности поднести к ногам возлюбленной золотых перстней и породистых щенков. Единственное, чем он мог завоевать сердце Прекрасной Дамы — это вдохновенные стихи, льющиеся бурным потоком из любящей души.