"!
- Ах, так? "Кобра!" Все они "кобры!"
…Над Инфантой склонились два взмыленных легионера.
- Сеньорита Тианос?
Она подняла голову:
- Да, поехали. - И засмеялась. - Ну и рожи у вас! - Рожи были потные, подобострастные, выражающие способность на все и в то же время - наглядно бесталанные.
Она вышла под этим конвоем и перед ней осадил ее лимузин, ее "альфа-ромео", и оттуда торчала морда Вергилия, и вырос на тротуаре капрал, ее "добрый громила". Инфанта, гримасничая ртом, сказала:
- Я была неправа, Орландо, я каюсь очень. - И сама, собственным платочком, промокнула его рябое от пота лицо. Потом он благодарно поймал этот брошенный платочек и ловил каждое ее слово, как пес - мяч:
- А тот сеньор… мы не поладили с ним немножко. Он идет сейчас к улице Серебряных дел мастеров… и пускай бы шел себе, правда? Но, по-моему, у него никакого амулета надежности! Это ведь неправильно - когда никакого? Незаконно?
Она еще погримасничала ртом. Капрал еще ждал уточнений, хотя и сказанного было довольно.
- Да! Пусть мой портрет вернет! А то вцепился и унес куда-то! А у папы скоро день рождения… я хотела ему в подарок…
…Когда они брали Филиппа…
…когда искали забытья или друг друга два старика в огромном дворце, дед и бабушка Инфанты…
…когда тосковала в клетке ее пантера…
- над всем этим могла бы она допеть песенку из несыгранной роли:
Милое окно его погасло…
Стало пусто, стало безопасно…
Книжку он оставил в назиданье:
"Сто лет одиночества" -
названье.