Я прервал его:
— Какова бы ни была эта процедура, одно, по крайней мере, ясно: отсутствие прямой связи с Землей все же должно было быть кем-то навязано. Но кем? И не обязательно юсами, ведь так, Вернье?
— Не знаю.
— И все же, наверное, у тебя есть какое-то определенное предположение.
После совсем короткого размышления Вернье решительно отрезал:
— Нет. У меня нет никаких предположений. Абсолютно никаких и ни о чем.
— И как тебе это удается? — не сдержал я своей иронии.
— Трудно, — ответил он мне с лаконичной прямотой. — Трудно и постепенно.
— Ты считаешь, что это самый подходящий стиль поведения, ведь так?
— А ты думаешь, что здесь у тебя будет возможность выбирать хотя бы стиль своего поведения? Я пренебрежительно пожал плечами:
— Как бы ни отрицали некоторые, человек всегда имеет выбор среди возможностей.
— Но реализует ту, которую ему диктуют обстоятельства, — вздохнул Вернье.
Мне показалось, что он хотел сказать что-то еще, хотя бы немного более существенное, и я замолчал, чтобы ему не помешать. Однако Вернье не оправдал мои ожидания.
— Я надеюсь, что ты тут будешь чувствовать себя удобно, если это вообще возможно при твоем положении, — сменил он внезапно и тему и тон, и даже свой печально-искренний взгляд.
— Эта квартира крайняя, а е другой стороны жил
Штейн, так что…
— Я буду хоть как-то изолирован, — закончил я за него. Он утвердительно кивнул. Действительно, он перебарщивал!
— Благодарю тебя, что ты позаботился о моем спокойствии, Вернье.
— Я позаботился о спокойствии всех, — обобщил он. — Для хорошего соседа ты будешь слишком шумным.
— Шумным?
— Да, особенно по утрам — в течение нескольких первых дней.
— Почему ты так думаешь? Вернье устало поднялся с кресла.
— Попытаюсь поспать часок-другой, — сказал он, и в его глазах проскользнуло что-то тяжелое и виноватое, как будто он признался в каком-то своем преступном намерении.
Он был уже у двери, когда я нарочно грубо спросил его:
— Где вы храните трупы Фаулера и Штейна?
— О, не торопись! Не торопись, комиссар! Встреть сначала восход Ридона!
Он услужливо опустил внутренний предохранитель замка и вышел. Его шаги почти сразу же затихли, поглощенные мягким ковром в коридоре.