— Ну, что там у тебя? — спросил ее Вернье.
— Я еще не закончила. Ты поторопился…
— Мне кажется, что у меня есть для этого основания, — многозначительно сказал он ей.
— А! Тервел, — махнула рукой Элия, из чего я понял, что Вернье постарался «поймать меня в кадр». Но мне было неясно, сделала она этот жест, чтобы меня поприветствовать, или чтобы показать ему, что меня увидела.
— Так что там у тебя? — повторил он.
— Центрифуга уже третий раз ломается после обеда, — начала объяснять ему Элия. — Я тебе говорила, что не выдержит она на этих оборотах.
— А почему ты мне не дала знать? — прервал ее Вернье.
— Ты же ведь все время жалуешься на «непосильную занятость»… Я позвала одного из роботов. Только от него нет особой пользы.
— Через час я буду у тебя.
— Даже если бы ты прибыл через секунду, все равно поздно, Фил. Я не могу обработать растворы до заката.
— Ко всем чертям! Почему не сообщила?
— Ладно, не кипятись, — Элия. — И завтра будет день. примирительно сказала
— Дней-то будет очень много, но проблема заключается в том, сколько из них будут нашими, — прошипел он.
После чего прервал связь весьма бесцеремонно для влюбленного, а особенно для такой «хилой конструкции» как его охарактеризовала Элия. Он постоял «руки в боки» перед потухшим экраном и несколько раз глубоко вздохнул.
— Да ну их ко всем чертям! — снова процедил он. Я был не настолько толстокожим, чтобы не понять, что момент для моих вопросов совсем неподходящий, но с другой стороны и не хотел больше откладывать.
— По-видимому, руководство данным объектом лежит полностью на тебе, — отметил я.
— Ах! Симов! — Вернье обернулся ко мне, словно только что заметил мое присутствие.
— И проект этот, видимо, твоих рук дело, — невозмутимо закончил я.
Он грохнулся на стул.
— Что ж, можно и так сказать, — ответил он рассеянно. — С тех пор, как Фаулер умер…
— Вы работали вместе?
— Нет. Он работал на полигоне с Ларсеном, но всегда был готов оказать мне содействие… Вообще Фаулер был тут моим единственным другом.
— У вас никогда не было конфликтов?
— С ним невозможно было конфликтовать, Симов. Все его поступки в основе своей были доброжелательны. Да и в принципе… он просто не мог бы совершить убийство.
— Он слишком мягкий человек, не так ли?
— Да что ты говоришь! — с негодованием произнес Вернье. — Когда было нужно, Фаулер был тверд, как алмаз!
— А не допускаешь ли ты, что было необходимо… / — Убить Штейна? Нет, не допускаю…
— Почему?
— Гм. Почему?.. В сущности, я почти не знал Штейна. Он всегда казался мне каким-то нереальным, абстрактным… Но я хорошо знал Фаулера. Для него жизнь была чем-то неприкосновенным, святым. Он без колебания рискнул бы всем, что имел, чтобы предотвратить чью-то смерть. Но убить? Нет! Исключено!