У Вольтера мы видим величественного и спокойного государя, страдающего от наветов и старающегося своим спокойствием, пониманием и великодушием их опровергнуть. У Сорильи Пед-ро выступает как пылкий рыцарь, импульсивный, не жалеющий себя, не отделяющий себя от простого народа, разоблачающий интриги и заговоры, который вдруг появляется в роли нежданного и властного судьи…
Но легенда о короле Педро остается неизменной: жестокость, приписываемая королю, есть не что иное, как всего лишь суровое воплощение его справедливости, его желания защитить вдов и сирот, а негодяи, наказываемые им, — это все те же гранды, честолюбцы, богачи и в первую очередь служители Церкви. В этом отношении типична благородная сцена, завершающая первую часть. В ответ на угрозы папского легата отлучить короля от Церкви король говорит во всеуслышание:
— Скажите в Риме, что, так как мой дядя Арагонский воюет со мной, а от Церкви хотят отлучить только меня, то либо нас обоих должны отлучить, либо я — да простит меня Бог! — выставлю ваше преосвященство за дверь этого дворца. Если в Риме предпочитают забыть свои обязанности, то я брошу в его стены десять тысяч кастильских копий, и тогда мы посмотрим, кто настоящий правитель на земле.
А возражения прелата Педро обрывает так:
— Не спорьте, отправляйтесь в Арагон и отлучайте нас обоих от Церкви. Или же, к своему сожалению, я отправлю вашу голову в мешке в Рим, а остывшее тело брошу в эту реку, чтобы ее поглотила вода. Подите прочь, скажите в Риме, что захотите, но если завтра вы будете еще в моем государстве, я направлю вам посланника с плохими вестями!
После чего, повернувшись к заговорщикам, окружившим посла римского папы, он приказывает своей страже арестовать их и произносит:
— Остальные пусть уходят, а с ними и все, что их поддерживают… Я собью спесь с Арагона, Франции и Наварры, а Рим заставлю подавиться своими анафемами. Знайте, мои вассалы, что ваш король слышит вас, видит, судит и выносит решение, что его суд открыт как для простолюдина, так и для дворянина и что если ему приходится проявлять жестокость, то только для того, чтобы все научились бояться его правосудия.
Затем, приговорив к смерти нескольких сеньоров, среди которых почему-то упоминается Самуэль эль Леви, он великодушно прощает «подлый и неблагодарный сброд» из их сторонников и с презрением выгоняет их.
Вторая часть еще богаче первой на неожиданности: переодевания, частые и внезапные появления палачей, астрологов, лжеотшельников, привидений — короче, весь набор романтической драматургии. В ней на сцене появляется граф Трастамарский, — естественно, в роли отвратительного предателя, который без колебаний призывает на помощь иностранцев.