Отец заскрежетал зубами, когда она дала ему шаль. Сожги ее, или продай, сказал он, бросая ее на грязный каменистый берег воды; есть намного лучшие способы жить на поверхности земли, если ты решила жить именно там. Но Отец не сказал ей, что это за «намного лучшие способы», как он не мог объяснить ей и разницу между сделаным и рожденым.
Так что она не подчинилась и хранила шаль, как сокровище. Шаль согревала ее, когда она шла из своей жалкой хижины к резиденции очередного высшего темплара, и она была так мягка, что Матра никогда не видела ни раньше ни потом что-нибудь более мягкое. Он больше не думала о купце; ни он, но его черные крапинки не остались в памяти. Ее кожа всегда становилась белой, и не важно какие темные пятна оставались на ней после событий ночи.
А шаль скрывала ее, и не важно, какого цвета была кожа.
Скрыть — именно поэтому Матра так тщательно обертывала шаль вокруг плеч. Взгляды людей, которые почти не отличались друг от друга, ранили ее намного больше, чем руки, которые лапали ее на сборищах у высших темпларов. Дети, которые отрывались от своих уличных игр только для того, чтобы крикнуть ей «Чучело» или «Приведение» или «Покажи свое лицо!», ранили ее еще сильнее, потому что они были такие же как и она, новые. Но детей кто-то родил; они могли ненавидеть, презирать или насмехаться. Ее сделали; она была другой, непохожей.
Матра придерживала шаль и шла, стараясь не выходить на свет, пока не оказалась на вчерашнем рынке. Рано встающий или ночной народ, вроде нее, сильно зависел от предприимчивых торговцев с вчерашних рынков: повозки с товарами, появлявшиеся каждое утро около стен Урика, оказывались на рынках очень не скоро. Вчерашние рынки служили тем, кто не мог ждать, когда ворота города откроются и поток фермеров и ремесленников хлынет на улицы и докатится до рыночных площадей, где они слезут со своих животных и начнут продавать товары. Продавцы на вчерашних рынках жили в полумраке и на рассвете, покупая остатки товаров дневного рынка, чтобы продать их на следующий день за другую цену.
Вчерашние рынки были не формальны, абсолютно незаконны, и тем не менее темплары Лорда Хаману смотрели на них сквозь пальцы, так как они были абсолютно необходимы для нормального функционирования города. И вместе с остальными вещами, которые выдержали испытание временем, вчерашние рынки стали традицеей Урика. Продавец полуэльф, тоговавший на северозападном углу пересечения Львиной Дороги и Плотницкого Ряда, продавал только вчерашние фрукты, и его отец, и отец его отца продавали только их с тележки, которую он прикатывал именно сюда, и его дети тоже будут их продавать, когда придет их черед. Его сонные покупатели, которые заканчивали или, наоборот, начинали свой рабочий день, полагались на его постоянство, и он в свою очередь, знал их всех, как любой чужак в Урике знает всех других чужаков.