Ходики на стене кукукнули пять раз. Тяжело вздохнув, парень натянул варежки и с немалым сожалением отошел от буржуйки. Распахнул дверь, через черный ход вышел во двор и, морщась от неприятного ощущения, сотворил небольшой – всего в полкулака, – огненный шарик. Ладони моментально заныли от холода, но лучше уж так, чем бегать по морозу. Облетевший двор тусклый светлячок разогнал предутренний мрак. Не заметив ничего подозрительного, сторож вернул шарик обратно и поспешил укрыться от мороза в помещении.
Оставалось проверить склад.
Сменщик опоздал на полчаса. А когда заявился, в бендежке стало не продохнуть от свежего перегара, и Костя сразу засобирался домой.
– Я чай принес, – будто извиняясь, выставил на стол пачку заварки Леонид Ершов – мужик лет сорока, умудрявшийся работать сразу на трех или четырех работах и при этом находить время для злоупотребления алкоголем. – Оставайся, Кость, сейчас заварю.
– Давай, – согласился парень. Для «Западного полюса», пожалуй, слишком рано, а возвращаться в съемную комнатушку особого желания не было. Тем более что ни на уголь, ни на дрова денег нет. – Хоть согреюсь.
– Чего ты мерзнешь-то? – Ершов скинул порванную в нескольких местах фуфайку на лежанку. – Ты ж этот… как его… Огневик!
– Пиромант, – поправил Костя и выложил на стол сигнальный амулет, настроенный на связь с ближайшим околотком Дружины.
– Один черт, – махнул рукой растопивший буржуйку последними дровами сменщик. – Огонь производишь? Вот и согрей себя.
– Себя не могу, – поежился Костя. – Наоборот, мерзнуть начинаю.
– Беда с тобой, – усмехнулся Ершов. – Нет желания к гимназистам прибиться? Глядишь, чему полезному научился бы.
– Не берут. – Костя не стал ничего объяснять и залил заварку кипятком. Уник – это уник, колдун – это колдун. И прыгнуть выше головы не получится.
– А наплюй! – посоветовал Леня. – Давай чай пить…
Чай пили молча. Ершов отходил от похмелья, Костя просто грел пальцы о горячий граненый стакан. Потом посмотрел на ходики – было без малого семь, – и начал собираться.
– Закрой за мной, – направился он к выходу и уже на улице махнул сменщику рукой: – Бывай!
– Счастливо! – Ершов запер дверь на засов.
Подняв воротник пуховика, Костя осмотрелся по сторонам, поежился от холодного ветра и потопал по направлению к Красному проспекту. Толком еще не рассвело, небо затянули низкие снеговые облака, и народа на улице не было вовсе. Хорошо хоть потеплело за ночь. Вчера такой дубак стоял, что плевок на лету замерзал.
– Эй ты, иди сюда! – Задумавшийся парень не заметил, как со двора двухэтажки наперерез ему выскочила смутно различимая в темноте фигура. – Деньги есть?