— Да какой из меня Щорс? — дружелюбно ответил он. — Пропустите, чего вы толкаетесь? Я поскорее попрощался с ним и снова уселся на бревно, упрекая Строри за склонность к рецидивам. Я убеждал его утихомириться и наслаждаться красотами августовской ночи. Но слова мои звучали впустую — место для посиделок мы выбрали неспокойное.
Меньше чем через десять минут пара влюбленных, юноша и девушка, медленно продефилировали в темноте мимо нашего бревна. Требование остановиться и назвать себя они проигнорировали, а на просьбу Строри указать на местоположение Щорса влюбленная пара ответила непринужденным хихиканьем. Вот этого им делать не следовало. К насмешкам над сегодняшними событиями Строри с Барином еще не были готовы.
По настоянию Барина мы встали, с матом взвали на себя тяжеленное бревно и побежали вниз с холма — вдогонку за ускользающей парой. Бревно было длиной метров пять, а весило столько, что мне показалось — еще немного, и у меня порвутся связки или сломается спина. Мы неслись в темноте, постепенно разгоняясь все быстрее, а ориентировались лишь на доносящееся хихиканье и курлыкающие голоса. Когда мы оказались от влюбленной парочки метрах в трех, бежавший впереди Барин крикнул:
— Эй, вы!
С такой дистанции даже в августовской тьме стали видны два стремительно приближающихся силуэта: один повыше, а другой пониже. Они начали разворачиваться на голос, когда передний конец бревна со страшной силой ударил прямо по ним. Так бьет застрявшую на переезде легковушку локомотив, таким ударом приветствует городские ворота окованный железом таран. Удар отозвался у меня во всем теле, бревно вырвалось из рук, и мы все — я, Строри и Кузьмич — упали и покатились с холма. Инерция протащила нас далеко по склону, только у подножия нам преградили дорогу древесные стволы. Тогда мы остановились и смогли наконец подняться на ноги.
— Петрович, ты как? — услышал я голос Строри.
— Вроде цел, — ответил я, тряся ушибленной головой и цепляясь за ближайшее дерево. Перед глазами плыло. Темнота шевелилась, в зрительном поле то и дело вспыхивали назойливые цветные круги.
— Кузьмич! — снова позвал Строри. — Кузьми-и-ич!
— Я, — отозвался Кузьмич ниже по склону. — Чего?
— Пошли домой, — предложил Строри. — Хватит на сегодня.
Не одни мы этой ночью не находили себе места. Неподалеку от «мастерской» Крейзи повстречал наших добрых знакомцев: Эйва и сэра Влада. Они прохлаждались на полянке с бутылочкой «Полной Луны», а Крейзи взял и угостил их грибами. Эйв с Владом грибы съели, благодаря чему над разделяющей наши коллективы пропастью был перекинут прочный мост дружбы. А со временем и саму пропасть залили вином и закидали пустыми бутылками. Благо, что так вышло, потому что люди на той стороне собрались как на подбор — один другого удивительнее. Взять хотя бы такую элементарную вещь, как название их коллектива. Люди вокруг не зря называли их «тусовкою Эйва» и больше никак, были к этому свои причины. Сказалась иезуитская политика сэра Влада, обожавшего представлять своих товарищей на каждой игре да на новый лад. Он поднял вокруг этого вопроса такую муть, что она до сих пор не осела. Я сам, хоть и знаю их банду уже больше десяти лет, ни за что не взялся бы разбираться с этим вопросом. До такой степени они все здесь запутали.