Сергей Хонинов молчал. После смерти Звягинцева и Зуева он у нас за командира. Он всегда молчит. Не любит вообще разговаривать. Может, потому, что он немного заикается. Или потому, что единственный из нас может в любой момент уйти, оставив службу. У него такие ранения были в армии, что его в любой момент списать можно. Но он точно никуда и никогда не уйдет. Он полтора года добивался права работать на оперативной работе. Михалыч, наш бывший командир, подполковник Звягинцев за него у самого Панкратова просил. Сергей молча пил пиво и слушал наш разговор, как будто он не имел никакого отношения ни этим беседам, ни к нашим спорам.
Потом, чуть заикаясь, выговорил:
— Нам самим с этим делом еще ничего не ясно.
Вот за что я его люблю, так это за четкую постановку вопроса. Он бывший военный, а у них мозги так устроены, что прежде всего нужно ставить четкую задачу, чтобы подчиненные поняли. У нас в милиции больше экзотики. И больше импровизации. У военных больше порядка и больше четкости в выполняемых действиях. Вот так одной фразой Хонинов сразу перевел наш разговор из разряда пивных баек на конкретную тему.
— Что тебе неясно? — вскинулся Аракелов. — Может, ты думаешь, кто-то из нас Дятлова задушил и все эти подлянки устроил?
— Не думаю, — невозмутимо отозвался Хонинов, — просто мы два месяца глупо себя ведем. Нам самим нужно было работать, а не ждать, пока прокуроры и следователи во всем разберутся.
— Ты же помнишь, что нам сказал Краюхин, — встрял Маслаков, — он просил не высовываться. Да и Баркова этого давно убили. Чего мы будем копаться, если за нас все равно отомстили?
— Это еще неизвестно, — почему-то мрачно заметил я, и все уставились на меня. Я попытался сделать вид, что ничего особенного не сказал. Но все трое смотрели на меня, и я понял, что должен еще что-нибудь добавить.
— Бессонов погиб, — словно спрашивая, сказал Аракелов.
— Правильно, — согласился я, — но ведь кто-то послал этот конверт из министерства? И я знаю, кто.
Вот тут у Маслакова рука дернулась, и он пиво чуть не пролил себе на брюки. Сережа Хонинов на него посмотрел, потом на меня и строго так сказал:
— Ну?
— Я думаю, что Александр Никитич сыграл здесь не последнюю роль, — неохотно сказал я.
Вообще-то, я — сука. Нужно было давно им все рассказать. Но я просто устал. И немного боялся. Видел я, сколько моих товарищей они за день угрохали.
И думал отсидеться, никому и ничего не рассказывать. А может, просто хотел выждать время и сам все разузнать, чтобы ребят еще раз не подставлять. Я и сам не знаю, что я хотел, но про мои приключения я им подробно не рассказывал.