Цой: черный квадрат (Долгов) - страница 83

Да, я совсем забыл. Еще до московских гастролей я познакомился со всей этой компанией на дне рождения Свина, который проходил в ресторане «Трюм». И вот там я впервые услышал Цоя. Борьку я звал на этот день рождения, но, по-моему, он просто застремался туда идти. А после этого вернулся я на Алтайскую улицу и рассказываю ему, какие там были замечательные ребята. Я помню, что единственный персонаж, рассказ о котором Борю как-то зацепил – а рассказы мои, естественно, сопровождались описанием музыки и цитатами из песен – это был Цой. Свин явно вызывал у Бори чувство легкого ужаса. Это был не его герой. Рыба, наверное, был для него слишком очевиден. А вот когда я спел ему: «Мои друзья всегда идут по жизни маршем, и остановки только у пивных ларьков…» – вот тут у Бори что-то такое в глазах загорелось. И уже после этого – через месяц, два, три или четыре – произошла известная встреча Гребенщикова с Цоем в электричке. Встреча, к которой он до некоторой степени был уже подготовлен. Вот так все было с самого начала. В то время группа Цоя и Рыбы называлась не то ПАЛАТА №6, не то ГАРИН И ГИПЕРБОЛОИДЫ. Название КИНО возникло значительно позже. Я думаю, где-то уже летом-осенью 1981 года. Выступали они вдвоем. Я, Сережа Рыженко, Саша Липницкий, Алексей Дидуров их по очереди зазывали в Москву. В Москве они имели очень большой успех. В принципе, они повторили ту же историю, которая двумя годами раньше произошла с АКВАРИУМОМ и Майком. Питер в то время был городом, где целиком и полностью доминировала компания «РОССИЯНЕ, МИФЫ, Рекшан». И в 1979 году к Гребенщикову, в 1980-м к Майку, в 1981-м к Цою в Питере не относились серьезно. А в Москве их почему-то сразу полюбили. И они мгновенно стали культовыми группами. И потом каким-то образом, задним числом их успех как-то перетек в Питер.

Все остальное, я думаю, все знают. Вообще, абсолютно понятное и точное описание тех лет содержится в книге Рыбы «КИНО с самого начала».

«FUZZ»: 12 лет прошло со смерти Цоя, который канонизирован. Уходили-то многие, но в безвестность, а этот человек навсегда остался героем. Феномен: эта группа и этот вокалист до сих пор на слуху, их крутит радио, выходят повторные тиражи пластинок. И как долго это может продолжаться?

Артемий: Не совсем согласен. Я считаю, что ни Башлачев, ни Майк, ни Янка в безвестность не ушли.

«FUZZ»: Имеется в виду все-таки массовость. И ясно, что коммерция – то, что было андеграундом, так им и осталось.

Артемий: Нет, дело в том, что, в отличие от некоторых других покойных героев рок-н-ролла, Цой стал абсолютно массовым персонажем еще при жизни. Даже Майк, популярность которого была значительно выше, чем у Башлачева или Янки, никогда не был стадионным артистом. Он до конца своих дней оставался клубным артистом. Цой вырос в стадионную фигуру еще за несколько лет до своей смерти. Но это, разумеется, не главная причина. Я думаю, что главных причин несколько. Первая причина, самая серьезная, в том, что Виктор Цой был фантастически талантливым songwriter’oм. Он писал прекрасные песни, которые не становятся старше, которые абсолютно самостоятельны в музыкальном отношении. Интересно, что у Цоя фактически даже не было последователей. Есть масса групп в Москве, в Питере, Сибири и так далее, которые явным образом выползли из АКВАРИУМА. Несколько меньше групп, на которых очень сильно подействовали Майк и ЗООПАРК. Если же говорить о влиянии Цоя, то оно, с одной стороны, повсеместно, но, с другой стороны, нигде не прослеживается явно. Нет групп, о которых можно сказать: «Они копируют Цоя, явно под Цоя работают» и пр. Я недавно услышал даже какие-то группы, явно вдохновленные и буквой, и духом, и голосом Башлачева. В Москве есть очень симпатичная панк-группа, называется СОЛОМЕННЫЕ ЕНОТЫ. Я их послушал – это просто сильно адаптированный и, к тому же, в электричестве, Башлачев. Но есть еще много таких групп… А то, что делал Цой, очень просто, но как-то неповторимо. И с этим связана вторая важная причина, ибо неповторимость песен Цоя во многом сочленена с неповторимостью его фигуры. А тут уже можно спекулировать на чем угодно – от корейской национальности до каких-то особенностей менталитета, мировосприятия, темперамента и так далее. Цой был необычным парнем, и я бы сказал, что в своих песнях он проявлял себя, реализовывался гораздо в большей степени, чем в чем-то другом. В этом смысле он был стопроцентным музыкантом. Я не считаю, что он был интеллектуалом, я не считаю, что он был суперартистичен – во всяком случае, он никогда не играл, и, слава богу, из-за этого никогда не переигрывал. В нем не было рок-н-ролльной пошлости, которая сейчас, к сожалению, прет отовсюду. Он был молчалив, закрыт, очень монолитен. От него исходила мощная энергия, но это была интровертная энергия. А экстравертным образом, в народ, он выдавал только свои песни. И именно поэтому эти песни живучи, они могут жить совершенно спокойно без Цоя. Это может прозвучать обидно для кого-то из его поклонников, но физическое присутствие Цоя не слишком много добавляло к его музыке и к его лирике. Скажем, Курехин в этом смысле противоположность Цою. Слушать записи Курехина абсолютно неинтересно; быть на концертах Курехина, ощущать его физическое присутствие, его гиперхаризму, его артистическую, совершенно безумную энергетику – это было событие. У Цоя все наоборот. И поэтому музыка Курехина фактически не пережила его самого. Миф Курехина пережил, а записи – нет. А записи Цоя прекрасно себя чувствуют в свободном плавании. Есть миф, есть записи. Самого Цоя нет. Очень жаль. Но его дух полностью воплощен в его пластинках, и это, конечно, лучшая о нем память.