– гневно спросил кто-то невидимый. Александра отчаянно замотала головой. Ладонь в шелковой перчатке легла на дверную ручку.
– Уже уходишь? – скабрезным тоном осведомился шантажист за спиной. – Жаль. А то бы посидели, поболтали… Ну, привет дочке. Она у тебя очень сексуальная…
– Тебе не следовало этого говорить, – облизнув пересохшие губы, прошептала Александра, медленно поворачиваясь. – Знаешь, только теперь я поняла, что есть слова, которые нельзя произносить. Никогда. Потому что за ними…
Бумажная пачка, обернутая банковской ленточкой, выпала из ослабевших пальцев шантажиста, прошелестев по паркету. В масляных глазах отразился животный ужас. Он затряс пожелтевшей рукой, точно паралитик, судорожно кривя обесцветившиеся под ровной ниточкой темных усиков губы:
– Т-ты ч-чего… С-спятила? Уб-бери п-пушку… Не надо! – завопил он, внезапно бросаясь к Александре. Раздался оглушительный хлопок, точно в квартире разорвался снаряд. Александра никогда не думала, что такой небольшой, похожий на детскую игрушку, предмет, способен издавать столь громкие звуки. Выронив страшную хлопушку, она в панике отпрыгнула к входной двери, защемив шелковыми ладонями пылающие уши.
Шантажист издал непонятное бульканье, покачнувшись, сделал еще шаг, прижал руки к горлу. Лицо его, по-прежнему перекошенное ужасом, стало стремительно сереть. Из пробитой артерии на шее алым фонтаном хлестанула кровь. Она заливала бежевый паркет, подбираясь к туфелькам Александра. Шантажист поглядел на нее с беспомощной укоризной и, бессильно шевельнув губами, упал, уткнувшись лицом в багровую лужу, которая ширилась и расползалась, грозя превратиться в океан.
– Мама, мамочка! – беззвучно закричала Александра, затрясшись, как в лихорадке. – Я хочу уйти!
Не сводя глаз с кровавого потолка, она заколотила в дверь, защелкала всеми запорами, забившись, как муха в паутине.
«А ну прекрати истерику. Вернись и доведи все до конца».
Александра притихла. Она всегда слушалась старшей сестры, и потому, на секунду прикрыв глаза и переведя дыхание, вновь заставила себя взглянуть на распростертое у ее ног бездыханное тело. Почему-то вспомнилась однажды оброненная Романом фраза:
– Ненавижу шантажистов. Нет более подлого племени. Хуже киллеров. Будь я парламентарием, принял бы закон: за шантаж – смертная казнь…
– Казнь, – эхом повторила Александра. – Я сделала это ради дочери…
Кровавый поток иссяк, медленно превращаясь в чернеющую лужу. Александра осторожно обошла тело. На мгновенье ей почудилось, что скрюченные пальцы на полу вот-вот схватят ее за ногу. Но она тотчас себе сказала: «Не будь дурой. Мертвые не возвращаются».