Через провалы, которыми ощерился редкий частокол, – странное сочетание, но верное, что ж поделать! – по куманам Кончака прыснули стрелы. Римовские лучники били экономно, но тщательно, ссаживая с седел зазевавшихся и потерявших осторожность степняков. На погибших падали зажженные, но так и не выпущенные стрелы, и скоро из высохшего рва потянуло сладким смрадом подгорелого мяса.
– Назад! – закричал кто-то из солтанов, упредив хана.
И половцы, недовольно и рассерженно воя, повернули коней прочь от маленького, но злого города.
– Как назад? – растерялся Абдул Аль-Хазред.
Это противоречило его желаниям и, что куда хуже, – это шло вразрез с приказами его господина. А Старый Бог был хозяином требовательным и беспощадным.
Назвался слугой – выслуживайся, рабом – так работай.
И Аль-Хазред разомкнул узкие губы.
– Йяа Азатот! Тханг ффранг! Шлаамн Хастур инн-раав!
Слова всеми забытого языка лились легко, как впитанные с молоком матери. Отвердевая, они сплетались с ветром и водой, травой и ветвями деревьев. С ними оживали древние боги, и слово становилось богом, а бог напитывался энергией слова.
– Обходи посад! – крикнул Кончак, для наглядности махнув в нужную сторону рукой. – К надвратной башне! У них не может быть много лучников, там безопаснее!
Надвратная башня Римова была низкой и потемневшей от времени и непогоды. Покосившиеся ворота, разумеется, оказались заперты, но видно было, что они готовы раствориться от первого же доброго удара, и не тарана даже – ноги. Городницы – деревянные срубы, заполненные землей, которые простецкие жители Римова искренне считали городскими стенами, проросли во многих местах травой, об обмазке бревен известью либо глиной и речи не было. Огню с половецких шерширов было где разгуляться.
Удары наконечников стрел о дерево зачастили, как шаманская колотушка по бубну. Пламя занялось у ворот сразу в нескольких местах, и редкие защитники города не могли залить пожар, страдая от вонючего чада и в не меньшей степени от прицельной стрельбы куманов.
– К воротам! – прогремел голос Кончака.
И сам хан, подавая пример, спешился и побежал к надвратной башне, размахивая палицей. За ним хлынули солтаны и простые воины, кто с булавой, кто с боевым топором, а кто и просто с саблей, совершенно бессмысленной в схватке с деревом. Оставшиеся в седлах участили стрельбу, не столько целясь, сколько заливая защитников города потоком стрел.
Но город пал раньше, чем его ворота.
У городницы по правую сторону от башни на миг сгустился воздух, полыхнул алым, словно в кузнечной кринице, и тяжестью стального молота обрушился на покосившиеся срубы. Бревна, не выдержав удара, раскололись с визгливым хрустом, разметав во все стороны острые обломки и покалеченных защитников. Земля изнутри стен на миг взметнулась кверху грязным персидским ковром, чтобы рухнуть вниз и засыпать жертв катастрофы тонким слоем, явно недостаточным для погребения.