– Ах, вы из нынешних… – разочарованно протянул собеседник и сказал: – Передайте Александру Васильевичу, что звонил Михаил Васильевич. Он знает. Я ему перезвоню.
Я повесил трубку и вернулся на свое место. Через пять минут пришел Суворов. Он проделал ту же процедуру с париком и шпагой, но парик повесил на медную ручку ящичка бюро для просушки. Он взял гребень и, придерживая парик на ручке, расчесал букли. Пудра образовала легкое облачко. Белые волосы вытягивались под гребнем, и тут же сворачивались, будто на невидимых бигудях. Я вспомнил жену, как она утром кипятит бигуди в кастрюльке, чтобы там, внутри, расплавился воск, поддерживающий бигуди в горячем состоянии, потом накручивает мокрые волосы, скрепляя их специальной резинкой, и в таком виде быстро пьет кофе, торопясь на работу.
Суворов задумчиво расчесывал парик. Казалось, он забыл обо мне.
– Вам звонил Михаил Васильевич, – сказал я.
– А-а… Ломоносов, – протянул Суворов, не оборачиваясь.
– Тот самый? – вырвалось у меня.
– А вы, батенька, знаете другого Ломоносова? – язвительно произнес Суворов, быстро поворачиваясь ко мне.
– Но ведь столько лет…
– Сколько – столько? Двести с небольшим лет. Вот ко мне недавно Аристотель заходил – тому не позавидуешь. Третье тысячелетие мается.
– Ну, и как он?.. Что делает? – задал я нелепый вопрос.
– Я же сказал – мается. Между нами говоря, старик опустился. Но его можно понять. У него миллионов семнадцать прямых потомков только в России. Кстати, как вас зовут?
Я опять назвал свою фамилию, имя и отчество. Суворов выпятил нижнюю губу и задумался. Потом он решительно снял трубку и набрал номер.
– Петр Алексеевич? Добрый день, Суворов беспокоит. Простите, что оторвал от дел… Петр Алексеевич, тут у меня один молодой человек желает выяснить, по какой он линии…
– Да я не… – запротестовал я, но Суворов уже давал мои координаты.
– Нет, полного списка не нужно, но хотя бы трех-четырех предков. Желательно таких, которые ему известны… Ну да, вы же знаете их школьные программы, о чем тут можно говорить!.. Да, благодарю покорно.
Суворов положил трубку и принялся насвистывать марш.
– А… – начал я.
– Царь Петр, – сказал Суворов.
– Первый?
Суворов сделал страдальческую мину, на минуту испортив мелодию марша.
– Первый, конечно же, первый! – воскликнул он.
Тут снова зазвонил телефон. Суворов поднес трубку к уху, потом достал листок бумаги и, прижимая трубку плечом, что-то нацапарал на листочке гусиным пером. При ближайшем рассмотрении гусиное перо оказалось искусственным. Это была шариковая ручка в виде гусиного пера.