Шкатулка легла на стол перед доном Вальцоне, который уже задумчиво крутил в руках обрывок долларовой бумажки. Очень старый, порядком истертый обрывок.
– Я могу идти?
– Останься.
Старик открыл шкатулку – она была до половины наполнена такими же обрывками серовато-зеленых купюр, и к каждому фрагменту был булавкой пристегнут листок бумаги с короткой – иногда в два-три слова всего – надписью. Сухие старческие пальцы принялись перебирать эти бумажки. Каждая – обязательство. Каждая – долг. Иногда – долг малый, который можно покрыть деньгами, протекцией или защитой. Иногда – большой долг, не измеримый ни в долларах, ни в евро, ни в партиях наркотиков или оружия… Дон Сержио Вальцоне знал – его в этом мире не только боятся. Его и уважают – прежде всего потому, что он всегда отдает долги.
Наконец один из обрывков точно совпал с тем, что лежал в шкатулке. Собственно, дон Вальцоне понял это и раньше, но ему просто нужно было убедиться в этом. Поскольку это был один из тех немногих долгов, выплачивать который ему очень и очень не хотелось.
– Вы плохо себя чувствуете? – Голос Антонио по-прежнему был спокоен, но его глаза выражали озабоченность.
– Нет, все нормально, сынок. Проследи, чтобы этот человек пришел сюда. И вот еще… будет лучше, если никто, кроме тебя, не будет видеть его лица.
– Может быть… – Антонио сделал многозначительную паузу.
Дон Вальцоне понял намек, но лишь сухо усмехнулся.
– Избави тебя бог, сынок. Этот гость… в том случае, если он тот, за кого себя выдает, тебе не по зубам.
Антонио ушел, а дон Сержио снова закрыл глаза. Прошлое никогда не уходит бесследно. Оно имеет привычку возвращаться – иногда в новых обличьях… Прошлое оставляет следы в душе. Часто – не очень добрые следы, болезненные, кровоточащие.
Ему казалось, что прошла целая вечность, прежде чем вновь скрипнула дверь, и за спиной послышались шаги.
– Пусть гость останется у входа, а ты, Антонио, подойди ко мне. И помоги мне развернуть это проклятое кресло, сынок. Да, и зажги верхний свет, здесь так темно…
Конечно, управиться со своим креслом старик мог и без посторонней помощи, но Антонио Каррере тщательно выполнил все указания. Жестом предложил странному гостю остаться у двери, включил свет – блики тяжелой хрустальной люстры заполнили большой зал, до этого тонувший в полумраке. Затем развернул кресло так, чтобы хозяину было удобнее разглядеть посетителя.
Некоторое время старик сидел неподвижно, а его глаза скользили по телу высокого, широкоплечего мужчины с наголо обритой головой, щегольской бородкой и холодными серыми глазами. Наконец сухие бескровные губы тронула чуть заметная улыбка – улыбка, предназначенная гостю.