В последнее время Шагин чувствовал, что тучи над ним сгущаются. Пенсия, что приятно сознавать, давно уже в кармане – но в этом есть и определенный минус, поскольку те, кто сверху, часто склонны считать – мол, получил хорошие погоны, дай такую возможность другим. И тут уж чья лапа окажется волосатее.
Да и дела у МУРа шли не очень. Несколько громких заказных убийств остались нераскрытыми, где-то по Москве шарахается маньяк, на счету которого уже пятеро девчонок 12–14 лет, и вряд ли он на этом угомонится. Неделю назад прохлопали партию наркотиков, которые теперь выплеснулись на улицы, – а значит, взять удастся разве что мелкую сошку, а поставщик снова останется недосягаем.
В главке, конечно, можно будет козырнуть восьмидесятисемипроцентной раскрываемостью, но цену этим цифрам генерал знал. Знали ее и там, наверху. Что толку, что раскрыто почти пять десятков убийств… мелочь, бытовуха. А вот то, что депутата Селиверстова положили мордой в грязь прямо посреди улицы и, не торопясь, можно сказать, с удовольствием пустили ему пулю в затылок… это, так сказать, «преступление, получившее широкий общественный резонанс». Хотя ведь, если подумать, чем господин Селиверстов, сука, кстати, порядочная, радикально отличается от милейшего профессора Рашевского, которого неделю назад трое обкурившихся ублюдков забили до смерти в подъезде старенькой многоэтажки? Народный избранник… теперь об убийстве депутата вопят все газеты – и каждая не упускает момента клюнуть столичную милицию в и без того уже изрядно ноющий зад. А профессор… ну, кто ж о нем писать станет. К тому ж зарплата профессора меньше, чем господин депутат тратит в день на массаж. Тратил, вернее…
Генерал вытер вспотевшую шею, покосился на кондиционер, презрительно оттопырив губу. Буржуйская техника, признаться, свое дело знала, но справиться с одновременным присутствием в кабинете двух десятков мужчин не смогла. Да и за окном пекло – лето было препоганое, и теперь солнце отыгрывается напоследок.
Он снова застегнул рубашку, поправил галстук, с огорчением признав, что пора бы подумать и о здоровье – вон, ткань врезалась в порядком раздавшуюся шею так, что глядишь – и синяки оставит. Затем ткнул пальцем в кнопку селектора. Буркнул:
– Зайди.
Почти тут же на пороге материализовалось милейшее белокурое создание, которому шла даже весьма далекая от изящества милицейская форма. Огромные голубые глаза – предмет тайных, и не очень тайных, вздохов половины мужчин, обитающих в этом здании, распахнулись, качнув длинными ресницами.
– Да, шеф?