Стоявший в двух шагах от Буряги Сыряй вздохнул солидарно с начальником:
– Про тебя, Осташ, Усыгины мечники слух распустили, что ты подослан к нам Шатуненком. И не боготур ты, а самозванец. Не Велесу ты служишь, а Лесному богу.
– Врет твой Усыга, – побурел от обиды Осташ. – Меня на боготурство сам кудесник Сновид благословил.
– Понятно, что врет, – согласился Сыряй. – Я ведь Хабалову рать собственными глазами видел. Но многие Усыгиным наветам поверили и на тебя злобятся. Уходить тебе надо, боготур Осташ, иначе убьют вас, как только город успокоится и впадет в спячку.
– Сыряй прав, – сказал Доброга. – Пропадать нам в Берестене не с руки, дел дома много.
– Выпустят ли еще нас? – засомневался осторожный Кисляй, которого, в отличие от старшего братана в дружине звали Молодый. – Усыга-то не зря на нас щерился.
– Надо рискнуть, – стоял на своем Доброга. – Пока что, по вечевому слову, Осташ и Буряга помощники воеводы, мечники не должны им воспрепятствовать.
К воротам двинулись, сев на коней. Усыгины мечники, толпившиеся вокруг, косились на боготура и его дружинников враждебно, но останавливать не пытались.
– Открывай ворота, – приказал Буряга одиноко стоявшему у колеса мечнику, – боготур Осташ едет в дозор.
Мечник замешкался было, тогда Буряга с Сыряем, оттеснив его в сторону, сами провернули колесо. Подъемный мост, заскрипев, опустился. Распахнулись внутрь створки ворот, и Осташ, облегченно вздохнув, выехал из негостеприимного города Берестеня. Дружина его трусила следом. Опасались стрел вдогонку, но все обошлось. Видимо, мечники не рискнули стрелять в спину боготура без приказа.
Глазастый Молодый первым увидел в ночи надвигающуюся рать. До стен Берестеня было рукой подать, поэтому Хабаловы ратники даже не шли, а крались, не зажигая факелов, почти в полной темноте. Видимо, Хабал с Бориславом заранее сговорились о ночном напуске.
Дабы не попасть под ноги наступающей рати, Осташ с дружинниками отвернули круто в сторону и укрылись в березняке. Хабаловы шалопуги надвигались хоть и бесшумно, но стремительно: всадники на виду у городских стен перешли на рысь, а пешие побежали. Осташу даже показалось, что ратников много более трех тысяч, о которых говорил Сыряй.
Судя по тому, что рать шла не останавливаясь и не перестраиваясь, ворота перед ней уже распахнули. За короткое время истоптанное тысячами ног заснеженное поле опустело, и тихий перестук металла о металл смолк.
– Потерял князь Рогволд город, – тяжело вздохнул Доброга. – Как в воду глядели те, кто говорил, что из этого буяна не выйдет ни мудрого судьи, ни толкового воеводы. Городом править – это не купцов грабить.