Дырку в полу ган просверлил сам и сумел ее замаскировать так, что даже самый придирчивый глаз не заметил бы ничего подозрительного в ложнице. Доверчивым человеком был князь Твердислав, и рос он среди простодушных боготуров, а не в каганском кругу, подобно Горазду. Прежде чем стать ганом трех сотен хазар, Горазд прошел трудную дорогу познания. И если бы не изворотливость, то он так бы и остался простым воином кагановой дружины, несмотря на то что его дед и отец принадлежали к племенной и родовой старшине. Но ныне в кагановом кругу о человеке судят не по заслугам предков. Коли нет за тобой силы, то ты никто, пустое место. А род Горазда растерял свою силу вместе с кровью, пролитой в битвах за славянские земли. И вместе с кровью ушло из некогда могучего рода и богатство. Дед Горазда водил за собой полтысячи родовичей, а сам ган собрал всего триста хазар, из которых половина пришлых.
Приглянулся Горазд гану Митусу, одному из самых могущественных в Хазарии людей. И возлюбил Митус молодого гана не за красивые глаза, а за расторопность и хитрость. С младых ногтей усвоил Горазд одну нехитрую истину: знание чужих тайн – прямой путь к возвышению. А потому и копил он эти знания, доводя до ушей Митуса далеко не все из того, что знал. Тем не менее Митус считал молодого гана верным человеком. Горазд его в этом мнении не разочаровывал, но твердо знал, что собственная выгода важнее Митусовой. И что быть трехсотенным ганом хорошо и почетно, но водить за собой тысячу хазар – еще лучше. А по числу хазар и почет, и место близ кагана.
Стараясь не шуметь, Горазд приподнял край половицы в углу ложницы и вставил в щель клин. Слышимость была отличной. Божьи ближники говорили громко, не боясь чужих настороженных ушей. Горазд, правда, понял далеко не все из того, что услышал. Речь шла о городце какого-то Листяны Колдуна, то ли убитого, то ли умершего. Претендовал на этот городец боготур Торуса, но почему-то не от имени своего бога Велеса, а от имени богини Макоши. Ссылался при этом Торуса на сон и знак в виде оперенной стрелы, присланный от бабьей богини. Стрела была с необычным синим оперением и метила в глаз боярину Драгутину. Но метила только для того, чтобы боготур ее на свой щит поймал. Стрела угодила точно меж двух рогов бычьей головы, изображенной на щите, и проросла на ней как бы третьим рогом. Синий цвет действительно считался цветом бабьей богини, но Горазд знал и другое – стрелы с синим оперением принадлежали хазару Гаюну, который служил при молодом гане глазами Митуса.
Рядили волхвы долго и с пристрастием. И решили, что стрела угодила в Торусов щит не случайно. К силе Скотьего бога богиня Макошь добавила силу свою. Горазд одного не мог взять в толк – что же все-таки приснилось боготуру и какое костяное ложе он должен оберегать? Городец Листяны был разрушен, и Торусе еще предстояло его восстановить. А какой прок ближнику Великого князя Всеволода пропадать ни за куну в глухом и пустынном месте? Может быть, дело здесь не в Макоши, а в Листяне Колдуне? Но это имя ничего Горазду не говорило, хотя одно то, что Листяна был со Страной Забвения связан, наводило на размышления. Разговор в горнице стих, кажется, божьи ближники его покинули, и Горазд прилег в задумчивости на ложе. Ему почудилось, что разговор ведунов содержал в себе сведения важные, но пока недоступные его разумению.