— Значит, ты присвоил себе права бога? И ты будешь решать, кто виновен, а кто нет?
— Не я, не я один, — поправился Мигель, — в конце концов, вы же не отрицаете государственные органы, суд, полицию. Вон там, у входа, я видел двух полицейских. Если в церковь залезет вор, вы ведь не будете ждать суда божьего, вы закричите и позовете полицейских. А они передадут воришку в суд. И он накажет вора, посадит его в тюрьму. Вот и получится, что вы тоже не признаете божий суд, а отдаете свои дела в руки суда человеческого.
Старик грустно покачал головой.
— Вор не боится суда божьего. Его не страшит кара всевышнего. Он заблудший, и его надо спасать. Я помешал бы вору унести имущество церкви, но я никогда не посадил бы его в тюрьму. Только бог вправе решать, кто истинно виноват, а кто нет. Подожди, — сказал он, видя, что Мигель собирается его перебить. — Скажи мне прямо, разве ты не знаешь такого, когда судья, судящий за прелюбодейство, сам прелюбодей? Или не было случаев, когда вор, сидящий в судейской мантии, судил другого вора? Так как же эти люди, грешные делами своими и помыслами, могли судить других, столь же грешных людей? Какое они имели право? И кто дал им его?
— Святой отец, вы революционер, вы отрицаете систему государственности, — с улыбкой сказал Гонсалес.
— Нет. Я только отрицаю суд человеческий, ибо только господь в благости своей может решать, кто истинно виновен, а кто нет.
— Святой отец, скажите мне: если у вас убьют брата и вы узнаете, кто это сделал, что вы сделаете с таким человеком?
Старик помолчал.
— Я не буду ему мстить. Ибо творил зло он, не ведая, что губит душу свою. А в Святом писании сказано: да возлюбите вы врагов своих. Я не смог бы его судить. Может быть, я не простил бы ему, но судить… нет, для этого я слишком слаб.
Мигель задумчиво посмотрел на своего собеседника.
— Можно я задам вам один вопрос? Я задаю его многим, но ответа никто пока не дал.
Священник чуть наклонил голову.
— Я не уверен, что обязательно отвечу, но давайте попробуем. Так что это за вопрос?
— Вы слышали о Хиросиме и Нагасаки?
— Я был там, — тихо прошептал священник.
— Тем лучше. Тогда ответьте мне, святой отец, где был господь, когда бомбы летели на эти города? Почему он молчал, видя, как гибнут люди, тысячи людей, видя, как сгорают заживо женщины, видя, как ни в чем не повинные младенцы превращаются в пепел? Почему он смолчал? Почему он не остановил людей, не покарал убийц? Почему?
Священник молчал. Мигель вдруг замолк и, повернувшись к старику, шепотом спросил:
— Так где же он был, где? Может быть, его и нет вовсе?